Хорошо, что это странное наваждение разрушает громкий свист чайника, и я быстро, немного задев Олега локтем, уношусь в кухню. Разливаю кипяток по чашкам, зачем-то перекладываю печенье в вазочку, вспоминаю, что у меня есть настоящее сокровище — баночка липового меда. Ставлю и ее, но, когда бросаю взгляд на стол, хочется провалиться сквозь землю.

— Сто лет не пил чай с медом, — у меня из-за спины говорит Олег, и я чуть не подпрыгиваю от неожиданности. — Даже через крышку слышу аромат. Останови меня, если разъемся до размеров Винни-Пуха и не смогу протиснуться в дверь.

У меня небольшой квадратный стол под простой клетчатой скатертью, но даже так, когда мы с Олегом садимся по разные стороны, это как будто мы вдруг сели на самолеты, летящие в Арктику и Антарктику.

Говорим о чем-то. Пытаюсь сосредоточиться на беседе, но это очень сложно, потому что каждый раз, как он начинает говорить, я чувствую себя такой… неуклюжей и маленькой рядом с ним, даже если рассказываю о чем-то важном. Всему виной пропасть между нами, которую я увидела только сейчас: за эти годы он стал влиятельным бизнесменом, человеком, чьи доходы лишили сна и покоя многих красивых холостячек, а я из папиной принцессы с собственной золотой диадемой а-ля диснеевская Золушка стала просто продавщицей в ювелирном салоне. Хотя, грех жаловаться, у меня стабильная заплата, да и работа, как говорится, не пыльная. Многие девчонки за такое место пошли бы на многое.

— Это чьи работы? — Олег переводит заинтересованный взгляд на мозаику небольших картин над столом. Даже не картин — картинок в простых рамках.

Когда было настроение, рисовала цветы и птиц акварелью, и даже рамки сама сделала. Думала, может, получится продать хотя бы на сувениры, но желающих не нашлось, зато пару месяцев назад меня затопили соседи, и теперь картины пригодились с горем пополам прикрыть уродливые потеки.

— Мои. Рисовала, чтобы набить руку.

Олег пристально смотрит на меня, потом снова на картины, и мне снова хочется провалиться сквозь землю. Я хорошо училась и была одной из лучших на потоке, но мне далеко до настоящего мастерства. И потом — это же просто акварельные цветы. Работа уровня выпускного класса художественной школы.

— Мне нравится, — говорит Олег, и как бы я ни старалась, мне не найти в его голосе ни лести, ни натянутой вежливости. — Нарисуешь мне что-то такое же?

— Такое же? — не очень понимаю я.

— Может быть, птиц или какие-то экстравагантные пятна. — Он делает пространный жест рукой, и… у него снова звонит телефон.

Это короткий и определенно рабочий разговор, потому что Олег отвечает рубленными фразами и в конце бросает короткое: «Уже еду».

Встает, извиняется, что работа не дает ему передохнуть даже поздней ночью.

Я извиняюсь, что вторглась на чужое поле — и пока он обувается, успеваю принести пиджак. Руки остаются странно пустыми, когда Олег забирает его и быстро накидывает на плечи, расправляя парой отточенных жестов. Он как будто жадничает потратить секунду на хотя бы одно лишнее движение.

Уже переступив порог, вдруг поворачивается, достает и протягивает мне телефон.

— Оставишь свой номер, Воробей? Созвонимся как-нибудь насчет экстравагантных пятен.

Я вбиваю номер только с третьего раза, потому что так нервничаю, что путаюсь в цифрах. А набрав, перепроверяю мысленно еще дважды, подписывая себя просто: «Эвелина».

Сомневаюсь, что через пару дней он вспомнит, кто это, и когда-нибудь, когда будет проводить генеральную чистку телефонной книги, удалит вместе с другими ни о чем не говорящими контактами.

Но по крайней мере я попыталась.

Глава пятая: Олег

— Привет, — обхожу стол и целую Ирину в щеку. — Прости, что опоздал, пробки.

— Все хорошо, я только недавно пришла и заказала нам шампанского. Ты же не против?

— Шампанское? По какому поводу?

— Умеешь ты, Игнатов, испортить повод «просто так», — посмеивается она и в шутку бьет меня по плечу.

Усаживаюсь напротив ухоженной женщины немного младше меня. Ирина — сестра моей погибшей жены. И иногда мы общаемся.

— Прости, — корчу раскаяние и тут же сглаживаю неловкость: — Великолепно выглядишь.

Я нисколько не лукавлю, она действительно отлично выглядит для своего возраста, хотя, насколько знаю, никогда специально не молодилась. Никаких операций по увеличению чего-либо, никаких уколов и подтяжек. Только обдуманный подбор косметических средств и средств по уходу, а еще здоровый образ жизни.

И еще у них с Аней была отличная генетика. Аня даже в тридцать без макияжа выглядела едва ли не старше студентки старших курсов.

— Спасибо, — Ирина убирает за ухо выбившийся локон.

— Как дела? Что нового?

Она едва заметно улыбается, и снова поправляет волосы, хоть теперь ее прическа в идеальном порядке. Верный признак, что разговор будет не о всякой приятной ерунде.

— Собираю деньги.

И замолкает, ожидая моей реакции.

Ирина — обеспеченная женщина с постоянным притоком финансовых средств, пусть не таким серьезным, как у меня, но вряд за те две недели, что мы не виделись, успела оказаться намели. Тем более, с ее рассудительностью и осмотрительностью, и парой финансовых советников, которых наняла по моей личной рекомендации.

Или я что-то упустил?

— У тебя лицо человека, съевшего самый кислый лимон на свете, — замечает она.

— Ир, у тебя какие-то проблемы?

— Не у меня. У детей.

Наверное, в этот момент я «съедаю» уже не лимон, а пуд соли.

У Ирины детей нет. Те же проблемы по-женски, что были и у Ани. Те же проблемы, из-за которых вся наша с женой жизнь однажды превратилась в очень грустное кино. Которое, как я ни старался, закончилось плохо.

Я на мгновение морщусь, потому что даже сейчас, спустя десять лет, боль достаточно жива, чтобы рвать душу на части каждый раз, стоит оглянуться в прошлое. А говорят — время лечит.

— С тобой нельзя говорить намеками, — уже более открыто улыбается Ирина.

— С мужчинами вообще нельзя говорить намеками. И недоговорками тоже. Это общеизвестный факт.

Она кивает, соглашаясь.

— Я помогаю одному фонду, организовываю всякие мероприятия. Собираем средства на оказание помощи детям, нуждающимся в кардиохирургическом лечении. Ты не представляешь, скольким новым жизням необходима помощь. Ты же знаешь, сердце — это всегда сложно и дорого. А этим малышам не повезло, и без операции они погибнут. И у их родителей нет денег, чтобы подарить им новую жизнь.

Ирина всегда немного пафосна, когда ныряет в свою стихию. Сначала меня это раздражало, потом я понял, что это — всего лишь ее видение, такая вот громкая позиция в обрамлении красивых слов.