Раньше я умела привыкать быстро. К Рэю я привыкла сразу. И привыкла настолько сильно, что, выйдя замуж, мечтала быть с ним рядом до самой смерти. Но то, что я привыкла к нему, ничего не изменило. Он был подобен миражу, который возникает ниоткуда над водной гладью, далекий абрис.

Уткнувшись взглядом в стол, я сидела на неуютном родительском собрании.

— С какими проблемами воспитания вы сталкиваетесь сейчас в своей семье? Пожалуйста, высказывайтесь по очереди.

— Думаю, стоит ли покупать своему ребенку мобильный телефон или нет.

— Мой ребенок, как перешел в третий класс средней школы, постоянно ссорится со мной.

— Мой говорит, что устаёт. Он понимает, что нельзя переутомляться, но никак не может научиться планировать время.

— Мой с детства много болеет. Сейчас мы постоянно ходим в больницу, поэтому прежде всего меня волнует его физическое развитие.

Никто не говорил того, что действительно хотел сказать. Это было не то место, где можно выговориться. Слушая бесконечный рассказ о «проблемах воспитания», я постепенно переставала понимать, как у меня вообще получалось общаться с людьми. Голова шла кругом.

— Я ходила сегодня на собрание! — придя домой, сообщила я. Момо хмуро кивнула.

— Не забыла!

Два раза это мероприятие совершенно вылетало у меня из головы.

— Ты сегодня не ходила на собрание? — каждый раз интересовалась Момо. Перед началом заседания, как всегда, родителей водили на урок к их детям, поэтому Момо сразу поняла, что меня не было. Она не стала упрекать меня за это, но я почувствовала укол совести за то, что я подсознательно стараюсь избегать этого места, к которому никак не могу привыкнуть.

— Что ты говорила там?

— Ну, что учиться тебе нравиться и все такое прочее.

— Не болтай лишнего.

— Ладно, — вздохнула я. Вздохнула так, чтобы Момо не услышала. «Возраст», — мысленно произнесла я. Момо выглядит куда более уверенной в себе, нежели я. В ней есть убежденность в том, как правильно жить дальше. Эта убежденность существует, пока дочь не знает, что стоит на краю пропасти.

Впрочем, может, она знала это. Возможно, подобно вселенной, заключенной в капельке росы, вся жизнь сосредоточена в мире ребенка. Что я чувствовала тогда, когда сама была ребенком, не помню.

— Какая твоя мама глупая, — произнесла я вслух.

— Глупая? — растерянно посмотрела на меня Момо. Засмеявшись, она подсела ко мне. Я любила Момо. Она была милым, хорошим ребенком. Мысли приняли другое направление. Мне захотелось крепко-крепко её обнять. Но я не решилась. Раньше, когда она была ближе, я могла обнимать её, не сдерживая себя. Прижав комочек к груди, я обхватывала всё её тельце руками. Отважившись, я обняла Момо. Она засмеялась и ловко выскользнула из моих рук.

— Сходи со мной в магазин, — попросила мама. Ей надо было отправить подарки в благодарность своим знакомым. Я подумала, что и у меня есть пара адресов, куда следовало бы что-нибудь послать, и сразу согласилась.

По дороге до универсама неизвестно откуда появились они — мои преследователи. Один — за углом продуктового отдела, другой — на пустой стороне эскалатора. В универмаге обычно мои преследователи бледные, прозрачные. Их всегда было несколько, легко скользя, они то приближались, то удалялись, то догоняли меня вновь. Обязательно прозрачные, не разобрать, женщины или мужчины.

— На твой взгляд, сушеные шиитакэ подойдут?

— Сушеные шиитакэ, думаешь? — отозвалась я вопросом на вопрос. Не стоит отвечать слишком конкретно: «Да, это точно подойдет», лучше обойтись неопределенным: «Думаешь, подойдет?», так сохраняется общий тон диалога. Из-за прямого согласия в разговоре может возникнуть неловкость.

Мы оформили заказ на доставку сушеных шиитакэ в четыре места, вместе с моими. Когда я ручкой вписывала адреса, рядом со мной что-то возникло. Я увидела женщину. Мы находились в универмаге, но она не была прозрачной.

— Мне надо в уборную, — наспех дописав адрес, я сунула декларацию в мамины руки и, отыскав туалет, буквально влетела туда. В зеркале плавало расплывчатое отражение женщины. Заметив его краем глаза, я торопливо заперлась в кабинке. К горлу подступила дурнота. Меня стошнило.

Сразу стало легче, я прополоскала рот водой из-под крана, затем горло, запрокинув голову назад. Женщина опять последовала за мной. Мне показалось, что она хочет мне что-то сказать. Такого раньше со мной не случалось. Раньше меня не тошнило. Не знаю, виновата ли в этом женщина.

Я вернулась туда, где ждала меня мама.

— Кэй, где будем обедать?

— Пойдем в столовую? Я бы поела чираси.

Силуэт женщины дрожал. Пространство, окружавшее её, то темнело, то вспыхивало, словно от трепетания пламени свечи. Дурнота больше не подступала. Всё неприятное только что вышло из меня через рот. Вместе со своей преследовательницей я направилась в столовую. Заказала чираси суси, а мама — угря. В столовой универмага был очень высокий потолок. Голоса отдавались эхом. И мама, и я съели всё без остатка. Только мы вышли из универмага, как женщина незаметно отстала и исчезла. Спустя какое-то время та же самая женщина возникла вновь и следовала за мной два дня, и я решила, что непременно надо опять попасть в Манадзуру. Меня не покидало чувство, что женщина каким-то образом связана с Рэем.

— Хочу на море, — заявила Момо.

И я сразу предложила:

— Давай съездим вместе.

Момо кивнула в знак согласия.

— Ещё холодно, оденемся потеплее.

— Ладно.

— В поезде будет трясти.

— Ничего страшного.

— Хорошо.

Момо укачивало в транспорте.

— Сейчас уже нормально. Я же на поезде в школу езжу.

Когда Момо заявила, что в средних и старших классах хочет учиться в частной школе, меня прежде всего обеспокоила не плата за учебу или вступительные экзамены, а дорога до школы.

— Ты, мама, хитришь, — засмеялась тогда Момо.

— По работе? — спросила Момо.

— Нет.

— Тогда зачем?

— Просто так.

— Для экскурсий не сезон. Бабушка с нами поедет? — радостно спросила Момо.

— Бабушка сказала, что нет.

— Почему?

— Сказала, что не любит суровые места. Говорит, что устает там.

«Поезжайте вдвоем», — как будто нараспев протянула мама слова отказа. «Мама близка мне», — подумала я. Вот так, смеясь, напевая и водя за собой неизвестных преследователей, три женщины жили в этом доме.

— Первый раз еду в Манадзуру! — засмеялась Момо.

— Я тоже там недавно очутилась, — засмеялась я вместе с ней. Мгновенно в памяти возникло небо, внезапно распахнувшееся на краю мыса, и вспомнилось, как ветер хлестал по ушам и щекам, когда я стояла над обрывом, глядя на море, плещущее далеко внизу.