— Поменялись, наверное. Я же тебе вчера записочку оставляла.

Он отхлебнул кофе. У него тот еще видок сегодня, не говоря уж о состоянии; уж лучше бы это был молодой человек.

— Ну позови ее ко мне… Дай мне только пять минут прийти в себя.

Он плюхнулся на стул, включил компьютер, потер ладонями лицо. Он не видел Бреде больше двадцати лет. Не знал даже, жив ли он. Недели, а то и месяцы прошли с тех пор, как он вспоминал о брате, если не считать прошлого дня, когда мать вдруг так разошлась. Не может быть, чтобы это он Бреде видел. По улице Спурвейс-гата он просто гнался за типом, который был на него похож… Аксель вдруг почувствовал, до чего же он устал. Стоило, пожалуй, отказаться на время от дежурств на «скорой». В деньгах недостатка не было.

Жесткий диск поскрипывал и постанывал, пытаясь включиться. «Когда компьютер будет готов к работе, и я тоже буду готов, — подумал он. — Спрятал потребность выспаться в чуланчик, запер дверь и выбросил ключик: всё, я готов». В дверь постучали.

— Черт! — буркнул он; он ведь уже забыл про студентку.

Он резко выпрямился, похлопал себя по щекам несколько раз.

— Show time[3], — сказал он своему отражению в зеркале и крикнул, чтобы она вошла.

Она закрыла за собой дверь. Ладошка у нее была узенькая и теплая. Ее звали Мириам. Фамилию он не разобрал.

— Мы с вами и раньше встречались, — сказала она.

Он наморщил лоб.

— Как раз перед летними каникулами. Вы нам на терапевтической практике читали лекции о раке. Мы с вами несколько раз разговаривали на перемене.

— А, ну да, — пробормотал он.

В своих лекциях он рассказывал о том, как важно быть бдительным, не просмотреть того единственного пациента среди многих, что приходят к врачу общей практики с той или иной ерундой; того единственного пациента, который действительно серьезно болен.

— Конечно. Сейчас мы пригласим первого пациента, и вы будете сидеть тихохонько мухой на стене. — Ему нравилось это выражение, и он сморщил нос. — Но попозже я вам, конечно, буду давать и задания, которые вам придется выполнять самостоятельно.

Перерывом на обед пришлось пожертвовать, но зато Аксель успел принять всех, никому не пришлось дожидаться больше получаса. Во второй половине дня у него даже нашлось время обсудить со студенткой некоторые случаи. Теперь он уже больше не ощущал усталости, пришло второе дыхание. Дыхание достаточно мощное, чтобы продержаться весь этот день. Студентка, к счастью, попалась спокойная. К тому же она обнаружила неплохие знания и вопросы задавала в самую точку. Она даже знала о лейкемии кое-что такое, о чем он сам пока не слышал и чего постарался не показать.

Без четверти четыре он был готов пригласить в кабинет последнюю пациентку. Он посмотрел, что написала Рита в направлении: «Сесилия Давидсен. Обнаружила шарик в груди, боится». Он раскрыл на экране компьютера ее карточку. Она уже три года была его пациенткой, но до этого приходила на прием только раз, да и то потому, что простудилась и ей нужен был больничный. Сорок шесть лет, стюардесса, двое уже взрослых детей и дочка восьми лет.

— Эта женщина зря к врачу не будет обращаться, — сказал он студентке. — Тем больше оснований осмотреть ее повнимательней.

Сесилия Давидсен была высокой и стройной, у нее была короткая стрижка с мелированием. Аксель сразу же вспомнил ее. Она сняла перчатки и, протянув руку, посмотрела на него с легкой улыбкой, будто извиняясь за то, что потревожила его без надобности. Но в глубине ее глаз таилась тревога.

Он задал ей все те вопросы, которые обычно задают в таких случаях, — о кормлении грудью и менструациях и о том, когда она заметила, что с грудью что-то не так.

— Ну что ж, давайте посмотрим.

Она расстегнула блузку. Он не стал спрашивать, в каком месте она обнаружила уплотнение, чтобы нащупать его самому. Шарик располагался с правой стороны, прямо под соском. Размером он был с миндалину, неровный и малоподвижный.

— Вы разрешите, студентка вас пальпирует?

У Сесилии Давидсен выступил пот под мышкой, хотя в кабинете было не жарко.

— Девять из десяти уплотнений в груди оказываются доброкачественными, — подчеркнул Аксель, пока студентка ощупывала Давидсен. Сразу было видно, что делает она это не впервые, пальцы двигались уверенно и систематично. — Разумеется, мы сделаем все, что нужно.

— Маммографию?

— Как можно скорее. С подобными вещами нужно расправляться сразу же.

Когда пациентка ушла, он повернулся к студентке:

— Ну что, есть здесь повод для беспокойства?

Она на минутку задумалась, покачала головой:

— По вашему виду этого не скажешь, но уплотнение-то там довольно крупного размера.

— Как врачи, мы всегда должны предполагать худшее, — наставительно изрек Аксель. — Но высказывать это худшее совершенно необязательно. До тех пор, пока не будешь знать наверняка.

Он провел рукой по скуле.

— Мне ее шарик не понравился, — уверенно заявила Мириам. — И под мышкой у нее три лимфоузла увеличены.

Он быстро застучал по клавишам, распечатал направление.

— Уйдет с сегодняшней почтой. И я сам позвоню в больницу. Надо, чтобы они приняли ее до конца недели, постараюсь этого добиться. — Он посмотрел на часы. — Мне нужно успеть на паром, который отходит в половине пятого. Завтра можете побеседовать с парочкой пациентов в мое отсутствие.

Обычно он не торопился с этим до второй недели практики, но эта студентка — Мириам, так ее зовут, кажется? — производила впечатление человека, который уже готов к самостоятельному выполнению таких поручений. Он редко ошибался в этом отношении.

— Я на машине, — сказала она. — Если хотите, я вас отвезу в гавань.

Он изумленно посмотрел на нее:

— Это очень любезно. Вы, похоже, знаете, куда мне надо.

Она опустила глаза:

— Вы же сказали: на паром… Тогда вы, значит, на Несоддене живете или рядом где-то.

Она вела машину так же спокойно, как и говорила, тронулась с места без единого рывка. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Вроде бы она и не ждала от него ничего. Будто не ощущала никакого неудобства оттого, что он был не в состоянии поддерживать разговор.

— Вы такой усталый.

Только сейчас он обратил внимание на то, что его ухо улавливало весь день, — она говорит с легким акцентом, кажется восточноевропейским. Он не стал расспрашивать: чем меньше знать о ней, тем лучше.

— Пришлось поехать на ночное дежурство, — объяснил он. — Очередь была не моя, но больше некому было. И там такая штука стряслась, авария…