Есть такие люди на земле — их единицы, но они встречаются, — в присутствии которых меркнет ясный день. И не оттого, что они нарочно стараются все испортить, а просто потому, что такими уж уродились, и винить их за это трудно. Пенджли же, мало того что принадлежал к разряду подобных людей, еще был и весьма деятелен, правда до тех пор, пока… Пожалуй, на этом остановимся. О том, что с ним случилось, пойдет речь ниже.

Карден тогда был лаконичен и не много рассказал о нем. Только то, что он был отвратительнейший, гнуснейший, презреннейший негодяй, какого только порождало женское чрево; что он появился в деревне лет пять назад и назвался агентом неизвестно какой фирмы, занимавшейся фотографией; что у него была жена, с которой он ужасно обращался; что никто и никогда не видел его за работой или за каким-либо занятием, — подметили только, что он слоняется вокруг без всякого дела. Его во многом подозревали, но доказательств было недостаточно. Потом у одной деревенской девушки родился ребенок, и считалось, что отцом ребенка был он. Затем внезапно умерла его жена, и он исчез, ко всеобщему великому облегчению. Но самое удивительное, прибавил Гарри, было то, что в глазах некоторых людей он не был лишен некоторой привлекательности. Даже сам он, Карден, вынес такое впечатление. Пенджли был словоохотлив и остер на язык, знал множество историй, так как, видимо, много путешествовал, и, помимо того, был сверх меры наделен самомнением и уверенностью в собственной неотразимости.

— Надеюсь, он не навсегда сюда пожаловал, — сказал Карден, и нам обоим стало как-то не по себе.

Давая волю воображению, могу добавить, что с той поры веселье и радость ушли из нашей жизни. Да, да, именно с того самого дня, когда мы заметили это пу́гало, Пенджли, у трактира «Сельский паренек». Как сейчас помню: он стоял прислонившись к стене, засунув руки в карманы и выставив вперед свой маленький голый череп — в точности как змея вытягивает вперед головку перед тем, как ужалить. Змеиная повадка, кстати говоря, была очень характерна для него: двигаясь, он извивался всем своим щуплым тельцем.

Вообще тот день был богат происшествиями. Меня ожидало одно знакомство, которое затмило предыдущие события дня, заставив полностью забыть первую неприятную встречу.

Когда мы добрались наконец до дома и блаженствовали в креслах на газоне, потягивая охлажденные напитки, стоявшие перед нами на столике, Гарри сообщил мне, что он пригласил к чаю нескольких человек. Он сказал, что должен прийти Борлас со своей дородной супругой и слабоумной дочкой — это трое — и еще два человека.

— Джон Осмунд и молодая леди, его невеста, — пояснил Гарри.

— А кто такой Джон Осмунд? — спросил я его.

И Карден рассказал мне, кто он такой. Осмунд, сказал он, необыкновенный молодой человек. Один из тех, кто может достичь любых высот в жизни, если того пожелает. Но он не желает. И при этом лентяем его назвать нельзя. Он всегда чем-то занят, что-то делает, и неплохо, но все его дела какого-то странного свойства, совсем не обязательные. Вряд ли кому пришло бы в голову ими заниматься.

Откуда этот Осмунд? Никому не известно. Говорит, что родился в Глибшире, там жила его семья. Да, разумеется, джентльмен. В этом нет никакого сомнения. На редкость красивый парень, настоящий великан. Более шести футов ростом, властные манеры, словно он всю жизнь отдавал распоряжения нижестоящим. Правда, характер у него капризный. Никогда не известно, что на него найдет. Вспыхивает по малейшему поводу. А если уж взорвется, то это зрелище не из приятных. В остальном же — милейший человек, и знаться с ним сущее наслаждение. А как он хохочет — ног не пожалеешь, чтобы издали прийти и послушать. Но мухи у него в голове водятся, это точно. Например, он не выносит трепа о демократии и вместе с тем водится с типами из низших сословий, и не просто так болтает с ними, а всерьез дружит. И не считает для себя зазорным появляться в их обществе у всех на глазах. Он громко заявляет, что ненавидит толпу и то, как все мельчает и опошляется. Называет наше время «недоделанной эпохой» и говорит, что был бы рад сбросить бомбы на добрую половину человечества, чтобы оставшимся особям было просторнее, мол, это будет способствовать их лучшему развитию. При всем при том Осмунд добрейшее существо, отнюдь не псих, да и речи такие он ведет, только когда разозлится.

Я задал Гарри еще несколько вопросов, и выяснилось, что Осмунд живет в гостинице «Форель» в Эмбертвейте, деревушке в пяти милях от нас по дороге на Эксмаут. У него своя лошадь, и в седле он выглядит великолепно.

А что он может сказать о той леди? Хелен Кэмерон? Она часто бывала здесь с семьей Фостеров, когда они арендовали Онсет. Девушка из Эдинбурга. По словам Гарри, она наверняка попадалась мне на глаза. Хелен приезжала сюда три года назад, но тогда ей было всего шестнадцать лет с небольшим и она еще не подбирала волосы в пучок. А теперь ей около двадцати. Она сирота, имеет весьма независимый характер, прелестная девушка и как будто совершенно очарована Осмундом.

Она приехала сюда одна примерно месяц тому назад, встретилась с Осмундом и тотчас обручилась с ним. Странно, но Осмунд не уверен, что она на самом деле его любит. Сам-то он в нее по уши влюблен, его чувства сомнений не вызывают. Он просто обезумел от страсти и, кажется, сумел подавить ее волю, а это кое-что да значит, ведь в свете нет другой девушки с таким сильным и независимым характером, как у нее. Но из них получилась потрясающая пара — оба они так хороши собой, так не похожи на остальных людей, очень яркие индивидуальности, хотя по-своему одиноки. «Они тебя заинтересуют сразу, как только ты их увидишь», — предрек Гарри. Я чувствовал, что так оно и будет.

По поводу сэра Невила Борласа у меня вопросов не было. Я и так хорошо его знал — личность весьма посредственная, скупердяй, самодовольный, пошляк. Он получил наследство от отца и владел огромным поместьем Пекинг в десяти милях от Хаулета. Думаю, он был не такой уж плохой человек, только уж больно заносчивый, жадный и тупой.

— Кстати говоря, — сказал Карден, — я жалею, что пригласил их вместе с Осмундом. Дело в том, что Осмунд их терпеть не может, а скрывать свои чувства он совершенно не умеет. Если тебе повезет, ты увидишь Осмунда в момент разгула его буйного характера. Зрелище стоит того.

Так случилось, что мне действительно повезло, и эту сцену я не забуду никогда.

Осмунд со своей невестой пришли пешком из Эмбервейта. Когда я увидел их вместе — они стояли рядом на залитом солнцем газоне, — я еле сдержался, чтобы не ахнуть от восторга. Есть на свете люди — их мало, но они есть, — которые, казалось бы, сделаны совсем из другого теста, чем мы, все остальные. Осмунд выделился бы везде, где бы он ни появился. Его огромный рост не казался чрезмерным, потому что двигался он величественно. Потом, когда я узнал его получше, я часто отмечал эту его особую манеру вскидывать голову — движение человека свободного, сильного, независимого. По-иному трудно было определить, что выражал этот жест, столь типичный для него и неподражаемый. Он был черноволос и смугл и оттенком кожи чуть смахивал на южанина, но среди наших местных кельтов нередко встречаются люди такой масти. И все же он был англичанин с головы до пят, в этом никак нельзя было ошибиться. У него была изумительная улыбка, по-мальчишески открытая и ясная. А вспышки его гнева… Нет, не сейчас. Немного позже мне представится возможность описать, как это происходило.