Отец не позволял мне бросать школу, пока оставалось неясным, подходим мы или нет, но из-за тестов мне все равно пришлось немало пропустить. Естественно, сначала была обычная медкомиссия с некоторыми дополнениями. Например, тест на перегрузку – я смог выдержать восьмикратную, прежде чем потерял сознание. Или тест на переносимость низкого давления и кровоточивость – не годились те, у кого шла кровь из носа или были расширены вены. И многое другое.

Но все эти тесты мы прошли. Затем последовали психологические проверки, которые оказались намного хуже, поскольку невозможно было понять, чего от тебя ждут, а зачастую ты вообще даже не знал, что тебя тестируют. Началось с гипноанализа, ставившего испытуемого в неравное положение, – кто знает, какую чушь ты нес, погруженный в сон?

Как-то раз мне пришлось долго дожидаться, когда придет психиатр, чтобы со мной побеседовать. В кабинете сидели двое клерков; когда я вошел, один из них достал из папки мою медико-психологическую карту и положил на стол.

– Ладно, коротышка, – сказал второй, рыжеволосый парень с приклеенной улыбкой. – Садись на скамейку и жди.

Какое-то время спустя рыжий взял мою папку и начал ее читать. В конце концов он фыркнул и повернулся к первому клерку:

– Эй, Нед, ты только глянь!

Тот прочитал указанное место, и, похоже, ему это тоже показалось забавным. Я заметил, что они наблюдают за мной, и сделал вид, что не обращаю на них никакого внимания.

Первый клерк вернулся за свой стол, но рыжий подошел к нему, держа в руках мою папку, и начал читать вслух столь тихо, что большинства слов я не смог разобрать. Услышанное, однако, заставило меня поежиться.

Закончив, рыжий посмотрел прямо на меня и рассмеялся.

– Что смешного? – встав, спросил я.

– Не твое дело, коротышка, – ответил он. – Сядь.

Я подошел к ним:

– Покажите.

Первый клерк сунул папку в ящик стола.

– Нед, маменькиному сыночку хочется глянуть, – сказал рыжий. – Почему бы ему не дать?

– Вряд ли ему понравится, – заметил первый.

– Да, пожалуй, – снова рассмеялся рыжий. – Кто бы мог подумать, что ему захочется стать отважным колонистом!

Первый взглянул на меня, покусывая ноготь на большом пальце:

– Вряд ли это так уж смешно. Может, сгодится на кухне.

Рыжий, похоже, зашелся в конвульсиях.

– Спорю, он будет симпатично смотреться в фартуке.

Год назад я бы его стукнул, хотя он превосходил меня весом и ростом. При словах про «маменькиного сыночка» я позабыл обо всем своем желании отправиться на Ганимед. Мне хотелось только одного: стереть дурацкую ухмылку с его физиономии.

Но я сдержался. Не знаю почему – может, оттого, что сам командовал толпой непослушных сорванцов, патрулем Юкки. Как говорит мистер Кински, тот, кто не в состоянии навести порядок, не прибегая к помощи кулаков, никогда не станет командиром патруля под его началом.

Так или иначе, я просто обошел вокруг стола и попытался открыть ящик. Он оказался заперт. Я посмотрел на клерков; оба улыбались, но я – нет.

– Мне был назначен прием на тринадцать часов, – сказал я. – Поскольку доктор не явился, передайте ему, что я договорюсь с ним по телефону о другом времени.

Повернувшись, я вышел.

Придя домой, рассказал обо всем Джорджу. Он лишь выразил надежду, что я не ухудшил своих шансов.

С врачом я так и не встретился. Оказалось, что это были вовсе не клерки, а психометристы и на меня постоянно были направлены камера и микрофон.

Наконец мы с Джорджем получили извещения, где говорилось, что нас признали годными и включили в список пассажиров «Мэйфлауэра» – «при условии выполнения всех требований».

В тот вечер продовольственные баллы нисколько меня не волновали. Я устроил для нас обоих настоящий пир.

Упомянутые требования перечислялись в присланной брошюре. «Рассчитаться со всеми долгами» – это меня не волновало, поскольку никаких долгов, кроме половины кредита, которые я был должен Слэтсу Кейферу, у меня не имелось. «Прислать письменное обязательство явиться» – об этом должен был позаботиться Джордж. «Завершить любые действия перед судами высшей инстанции» – я никогда не бывал в суде, не считая скаутского Суда чести. Там упоминалось еще несколько пунктов, но с ними все мог решить Джордж.

Однако мне попался текст мелким шрифтом, который меня встревожил.

– Джордж, – сказал я, – тут говорится, что эмиграция ограничивается семьями с детьми.

Отец поднял взгляд:

– Разве мы не такая семья? Если ты, конечно, не против считаться ребенком.

– Ну… да, пожалуй. Я думал, имеются в виду супружеские пары с детьми.

– Не забивай голову.

Я промолчал, хотя и не был уверен, что отец точно знает, что говорит.

Немало времени ушло на прививки, анализы на группу крови и вакцинацию, так что в школу я почти не ходил. Когда меня не кололи или не брали у меня кровь, меня тошнило от последних проделанных надо мной процедур. Наконец нам пришлось вытатуировать на себе все наши медицинские данные: идентификационный номер, резус-фактор, группу крови, время сворачиваемости, перенесенные болезни, естественный иммунитет и прививки. Девочки и женщины обычно делали татуировки прозрачными чернилами, видимыми только в инфракрасном свете, или наносили их на подошвы стоп.

Меня спросили, где я желаю татуировку – на подошвах? Я ответил, что не хочу стать хромым калекой, – у меня еще было немало дел. В конце концов мы пришли к компромиссу, сделав татуировку на седалище, и мне несколько дней пришлось есть стоя. Место выглядело вполне подходящим, – по крайней мере, мало кто мог его обнаружить. Но чтобы увидеть его самому, приходилось пользоваться зеркалом.

Время поджимало – мы должны были прибыть в космопорт Мохаве двадцать шестого июня, всего через две недели. Пора было выбрать, что взять с собой. Каждому позволялось пятьдесят семь и шесть десятых фунта, о чем объявили лишь после того, как взвесили каждого из нас.

В брошюре говорилось: «Завершите все свои земные дела, словно собираетесь умереть». Легко сказать. Но когда умираешь, с собой ничего не возьмешь, а тут такая возможность – пятьдесят семь с небольшим фунтов.

Вот только вопрос: пятьдесят семь фунтов чего?

Своих шелковичных червей я отдал в школьный кабинет биологии, как и змей. Дак хотел забрать мой аквариум, но я ему не позволил – он дважды заводил рыбок, и оба раза они умирали. Я поделил их между двумя товарищами по отряду, у которых уже были рыбки. Птиц я отдал миссис Фишбайн с нашего этажа. Кота или собаки у меня не было; как говорит Джордж, девяностый этаж не слишком подходящее место для младших сограждан – так он их называет.

Я занимался уборкой, когда вошел Джордж.