У Джима появилась своя теория относительно того, почему Макэндрю хочет отремонтировать этот дом и поселиться здесь. Эта теория возникла, когда Джим любовался панорамой, стоя в эркере большой гостиной. Наверное, Макэндрю хочет смотреть на всех сверху вниз и быть на один шаг ближе к небесам, чем тот город, где он потерпел поражение. Когда Джим смотрел, как прилив бесшумно приближается, чтобы поглотить отшлифованную водой отмель, его внимание все чаще приковывала к себе полуразрушенная китайская башня над ревущим серым морем.

Может быть, он опишет ее в своем дневнике, начатом по совету доктора Фрэнкса. Последнее время он им здорово пренебрегал.

Может быть. Когда-нибудь потом.

Его пожитки были на редкость скудными — только одежда, несколько книг, плакат «Дарк Найт» и старенький приемник, обмотанный изоляцией. Еще предстоял шестимесячный курс лечения, но он старался отвыкать от таблеток, ничего не говоря об этом доктору Фрэнксу. У Джима уже скопился порядочный запас в пластиковом пакете, и ему еще предстояло пожинать горькие плоды своего поведения.

Впереди была долгая зима. Эта перспектива начинала его слегка пугать.

Все время, пока он путешествовал из одного госпиталя в другой сначала в Швейцарии, потом в Англии, он был одержим идеей поскорее вырваться на волю и начать новую жизнь. Но теперь, столкнувшись с реальностью окружающего мира, он стал задумываться, куда это он попал. Хорошо было Линн Макэндрю призывать его к общительности. В морге и то проще: там есть люди, которым можно что-то сказать, даже если они не отвечают.

Если это новая жизнь, о которой он мечтал, то он здорово ошибался.

Все изменилось в тот день, когда Джим нашел бумажник.

Трехэтажный дом с остроконечными чердачными окнами располагался на окраине города. На крыльце, отделанном красной плиткой, было четыре звонка и четыре почтовых ящика с номерами квартир. Никаких имен. В ту минуту, когда Джим раздумывал, что же делать дальше, дверь распахнулась.

От удивления девушка встала как вкопанная. На фотографии просроченного пропуска, который он нашел в бумажнике, была не она.

— Вы кого-то ищете? — спросила она.

— Я ищу Линду Маккей, — сказал Джим. — Она здесь живет?

— Квартира наверху. Но ее нет дома.

— А вы не знаете, когда она вернется?

— Нет. Но я знаю, где ее можно сейчас найти. Пойдемте, я вам покажу.

Она толкнула дверь, щелкнул замок. Убедившись, что дверь заперта, она сделала знак Джиму следовать за ней на улицу.

Девушка шла быстро, и Джим с трудом догнал ее.

— Вы уже успели осмотреться в наших местах? — спросила она.

— Более-менее. Это не заняло много времени, — сказал он и с запозданием понял, что уже встречал ее раньше. — Вы не в банке работаете?

— Да. Представляете, это была самая перспективная работа, какую я смогла здесь найти. Похоже, это не самый процветающий город.

Они свернули на дорогу, которая вела вниз, к центру города. Многие дома были разделены на отдельные квартиры, для сдачи в разгар сезона, на других висели объявления о продаже.

— Я проглядел все глаза в поисках хоть какой-то светской жизни. Ее действительно нет, или я ошибаюсь? — спросил Джим.

— Похоже на правду, — сказала девушка по имени «Мисс К. Приор». — Когда-то были танцы в павильоне на пирсе, но павильон сгорел. Потом был крикетный клуб, но его закрыли, когда Боб Макэндрю разорился. А теперь осталось только кафе «У Спенсера».

— Что это такое?

— Мы как раз туда идем. Это кафе и лавка подержанных вещей. Заведение открылось в 1958 году и с тех пор не претерпело никаких изменений.

Они подошли к перекрестку. Фургон мясника с прогоревшей выхлопной трубой медленно ехал на красный свет.

Девушка тронула Джима за локоть:

— Вон там, под навесом, — указала она.

Светофор переключился, фургон нетерпеливо рванул вперед и заглох. Джим оглядел темно-серый ряд магазинов. Тротуар перед ними был защищен навесом на металлических столбах. Джим укрывался под этим навесом накануне, когда хотел выбрать книги в букинистическом магазине. Магазин был закрыт, лил дождь. Джим заметил маленькое кафе через два дома дальше по улице, но не пошел туда.

— Я знаю это кафе.

— Вот и хорошо. Вы найдете Линду там. По правде говоря, когда идет дождь и библиотека закрыта, там можно найти кого угодно.

Она собралась уходить, послушная молчаливому зову служебного рвения.

— Еще увидимся.

— Конечно, и спасибо вам, — сказал он.

У него возникло странное чувство, словно он терял единственного союзника, которого успел приобрести в этом городе. Джим крикнул вдогонку:

— Что значит «К.»?!

Она обернулась на ходу, помахала рукой и ушла.

Лавка подержанных вещей и церковной утвари занимала всего одну витрину кафе. Там были выставлены пластмассовые святые и картинки с изображением знаменитых религиозных сцен. Все эти запыленные реликвии, истекающие кровью сердца, католические кадильницы были свалены, словно надгробия на парижском кладбище, позади запотевшего стекла. Никаких ценников не было. Джим вошел в кафе.

Линду Маккей он увидел сразу.

Ее бумажник он нашел этим утром на тропе, сбегавшей уступами между скал к городу. Прямоугольный бумажник, который пристегивается карабином, такими пользуются и мужчины, и женщины. Внутри были деньги. Еще там лежали два читательских билета на ее имя, квитанция на ремонт часов, из которой он узнал ее адрес, и пропуск с фотографией. По этому снимку он и узнал ее сейчас. Она оказалась на 3–4 года старше своей фотографии, волосы носила короче. Линда была одна, на столике перед ней лежал раскрытый журнал. Но журнала она не замечала и в мыслях витала где-то далеко.

Она даже не подняла головы, когда он остановился рядом.

— Простите, кажется, это ваше?

Она взглянула сперва безучастно, потом словно очнулась.

— Господи, конечно! — обрадовалась она, но тут же спохватилась, не слишком ли громко говорит, и оглянулась на хозяина кафе.

За стойкой на нее никто не обратил внимания, тогда она заглянула Джиму в глаза. И он увидел, что у нее глаза голубые, почти фиалковые.

— Где вы его нашли? — спросила она.

«Какая разница? — подумал он. — Кажется, я влюблен». И он начал рассказывать ей про тропу среди скал.

— Из вас получился бы хороший детектив.

Она слегка улыбнулась. Эта улыбка словно бы говорила: я вас не знаю, но вы мне симпатичны, вы можете зайти в мой сад, но одно неверное движение — и я умчусь в дом и запру все замки. Сначала ему показалось, что она кого-то напоминает. Пожалуй, нет, решил он потом.