Больше переусердствовавший с выпивкой крестьянин ничего рассказать не успел. Не рассчитав сил, поделенных на крепость филанийской настойки, он завалился набок со стаканом в руке и тут же заснул. Штелер не стал его будить, оттащил обмякшее тело с обочины и уложил труженика полей на траву.

Эта встреча произошла три дня назад, а вечером того же дня странствующий в одиночку моррон убедился в правдивости слов старика. Он подошел к Гердосу, но, не дойдя до городских ворот примерно ста шагов, был обстрелян со стен из луков и арбалетов. Неизвестно, хотели ли защищавшие город жители лишь отогнать его или просто плохо стреляли, но после обстрела бывший комендант не обнаружил на теле ни одной царапины, хотя стрелы и болты пролетали очень близко. Ополченцам было без разницы, кто перед ними: мирный путник или пытавшийся тайно проникнуть в город разбойник, он был чужаком, чужаком, которого не хотели видеть в городе…

Когда ты в дороге, то главное – не думать о ней, не считать шагов, которые осталось пройти. В который раз прокручивая в голове свои путевые заметки, моррон и не заметил, как прошел несколько миль, так и не встретив никого по пути, и оказался возле трактира «Шалуньи-наездницы». Обветшалое и невзрачное придорожное заведение находилось всего в миле от ворот Денборга. Порядочная публика его никогда не жаловала, а лучшими посетителями считались мелкие купцы, опоздавшие к закрытию на ночь городских ворот. Насколько полковнику не изменяла память, обычно в этот час здесь было многолюдно, теперь же двор корчмы был почти пуст: всего пара развалюх-телег да привязанная к изгороди нерасседланная лошадь, больше никого, совсем никого…

В окнах трактира горел свет, хотя ни звуков музыки, ни голосов, ни призывного стука деревянных кружек не было слышно. Штелер решился зайти и за кружкой-другой отдающего конской мочой пива переждать до утра. Грязные стены, не более чистая посуда, плохая еда и ужасная вонь не являлись пределом мечтания прошедшего пешком от Марсолы до Денборга путника, но зато он раньше здесь никогда не бывал, а значит, вряд ли корчмарь или кто-нибудь из сонных посетителей смог бы узнать его в лицо.

* * *

В посещении питейных заведений для простолюдинов, притом самого что ни на есть низшего класса, имеются свои плюсы, и их довольно просто найти, если ты не понаслышке знаешь, что такое походные условия, а урчащий внутри тебя голод делает незначимым качество подаваемой еды. Переступив порог придорожного трактира, полковник тут же ощутил подкатившую к горлу тошноту. В маленьком, плохо освещенном помещении всего на восемь столов витало множество неприятных запахов, однако в амбре из паров прокисшего пива, угара печи, протухших остатков еды, которые почему-то никто не торопился подбирать с пола, и многих-многих других отвратительных ароматов, безусловно, доминировал запах пропитанной потом одежды. Он исходил от четверых скучавших за крайним столом гулящих девиц, которые скорее всего и являлись «шалуньями».

Появление нового посетителя не вызвало оживления в рядах видавших лучшие дни красавиц. Что взять с бродяги, у которого и рубахи-то нет? Всего один поворот головы, всего один беглый, оценивающий взгляд, и потрепанная годами толстушка, наверняка командир эскадрона шалуний, вернулась к разговору с «застоявшимися в стойле» подружками. Штелер не расстроился, он понимал, что выглядит не ахти, да и той ночью ему было совсем не до плотских утех.

Пять столов пустовали, если не считать возвышавшихся на них гор грязной посуды и зловонно пахнущих тряпок. Похоже, дела в заведении шли настолько плохо, что худощавый корчмарь, уделивший новому посетителю ровно столько же внимания, сколько ползающим по стойке тараканам, не считал необходимым убираться каждый день. В другие времена полковник развернулся бы и ушел, а выйдя на свежий воздух, незамедлительно приказал бы солдатам поджечь рассадник заразы. Однако сейчас он путешествовал без мундира с позолоченными эполетами и без отряда сопровождения. Теперь новая жизнь, к которой еще надо было привыкать и привыкать, предоставляла ему намного меньше возможностей и ставила совершенно иные задачи. Путник должен был дождаться утра, а дремать гораздо приятней в избе, чем под открытым небом, тем более, когда холодает и начинает накрапывать противный, мелкий дождь. Кроме того, в трактире он мог получить информацию, попытаться узнать, что творится если уж не в самой столице, то хотя бы перед ее воротами.

Трактирщик разговаривать с ним вряд ли бы стал, как, впрочем, и пара господ за угловым столом, сидевших лицом к стене и всем видом своим демонстрировавших, что они попали сюда случайно, крайне не хотят, чтобы их беспокоили, и попотчуют сапогом любого, кто осмелится потревожить их покой. Девиц волновали лишь деньги, и им было совершенно без разницы, за что их брать: за дело или за слово, за сомнительной нежности ласки или за простую беседу о пустяках. Единственным человеком, с которым, возможно, удалось бы завести разговор, был небогатый купец средних лет, упорно ворочавший ложкой в миске с похлебкой в тщетной надежде найти среди капустных листьев, кусков репы и отрубей хоть какой-то, хоть жилистый-прежилистый кусочек мяса.

Со звоном высыпав на липкую стойку последние остатки меди, Штелер получил в руки большую кружку с пенной жидкостью и, еще раз мельком взглянув на сонных развратниц, пошел набиваться в компаньоны к угрюмому купцу.

– Приятного вечерка, – поприветствовал моррон торговца и в знак того, что хотел бы присесть, аккуратно поставил на стол полную до краев кружку.

– Скинь на пол, – не отрывая глаз от содержимого миски, произнес купец и слегка кивнул головой в сторону лежавшей на скамье котомки.

Разговор не заладился, купец явно не хотел говорить и был полностью погружен в свои думы. Его нужно было как-то растормошить, но Штелер почувствовал, что если начнет задавать простые вопросы, например: «Откуда путь держишь и куда?», то или нарвется на грубость, или получит ответ, но затем еле тлеющий огонек беседы сразу затухнет. К тому же торговый люд не особо любит попрошаек-бродяг, на одного из которых бывший комендант Гердосского гарнизона был очень даже похож. Стоило лишь немного проявить интерес к персоне собеседника, и его тут же сочли бы приставалой-вымогателем, которого и кулаком в ухо попотчевать не грех.

«Обожду немного, осмотрюсь пока, торопиться-то некуда… Похоже, купчина здесь тоже застрял до утра», – решил моррон и наконец-то отважился сделать первый глоток из липнущей к ладони кружки.

Наблюдать за другими, несомненно, интересное времяпрепровождение, главное, чтобы объект созерцания попался б достойный. К сожалению, такие лица в зале отсутствовали. Похожие, как братья-близнецы, жизненные пути четырех дамочек легко читались на их безразличных, сонливых лицах, да и судьба у них была на всех одна… горькая и безрадостная. На лице корчмаря виднелись явные следы тайного пристрастия к бутылочке, отсутствия семьи и наличие принципиальных разногласий с законом. Единственное, что Штелер так и не смог определить, был ли хозяин заведения опустившимся горожанином, вынужденным из-за дурной славы покинуть Денборг, или, наоборот, доросшим до корчмаря придорожного вертепа крестьянином? По большому счету, это не имело значения, и в том, и в другом случае худощавый мужчина обрел свое место в жизни, здесь он и умрет: или от ножа пьяного бузотера, или из-за отказа многострадальной печени. А вот касательно соседа-купца моррон как раз и не мог сказать ничего определенного, отчасти потому, что опасался слишком пристально поглядывать в его сторону. Опытный зверь на охоте никогда не смотрит прямо на жертву, хоть и держит ее постоянно в поле зрения.