Как-то попытались пожарить на костре зеленые сливы, было весело, но не очень вкусно, скорее даже, несъедобно. Грибы на костре — куда вкуснее. Но постоянное неумолимое солнце этого лета и весенние проливные дожди лишили нас обычного урожая, на который мы рассчитывали и в этом году.

Добрались до сада и заново обошли деревья, но нашли всего пару мелких яблок на земле, уже принадлежащих насекомым. Нас это не смущало, и мы покусали еще целые места. Но, скажу честно, от голода это не спасло, только раздразнило желудки. Я и сейчас помню то навязчивое, болезненное ощущение голода, когда тошнота и слабость накатывают волнами, когда ты можно на все пойти ради еды. Буквально все.

— Что будем делать?

Она с грустью пожала плечами и присела на корягу, положив лицо на свои тонкие кулачки. Потом подняла голову, и ее ясные глаза смотрели в меня, в мою душу, пытаясь найти ответ. В то время она была такая… растерянная, но при этом сильная.

— Как думаешь, малыш, — сказала она вдруг. — Если мы отправимся в путешествие, ты сможешь долго-долго идти? Нам придется пройти километра три-четыре, а может, и все пять только в одну сторону, а потом еще обратно.

— Конечно, — вырвалось у меня. — Я же не ребенок! — Мои бледные впалые щеки раздулись от гордости.

Хотя мне нравилось, когда она звала меня малышом, своим малышом.

Она взяла меня за руку, и мы пошли сначала к дороге, а потом по пролеску вдоль нее. Шли долго, ноги болели и саднили, мы были босиком. Мне дважды в ногу впивались толстые занозы, и приходилось останавливаться. Сестра проводила операции по их извлечению, после чего мы продолжали наш путь. Перешли по мосту через реку и опять свернули в пролесок. Шли, сворачивали, отдыхали недолго и вновь шли. Через какое-то время настроение у меня испортилось, эта затея уже не казалась прекрасным и волшебным путешествием. В животе постоянно бурчало, во рту скопилась кислая слюна, тошнота от голода и невыносимой жары накатывала все чаще, а силы и желание идти испарились.

— Куда мы идем, Си? Я больше не могу.

— Да, малыш, я тоже. Но уже скоро. Мы идем на свалку.

— Свалку?

— Да, — грустно ответила она. — Это место, куда привозят вещи, которые уже никому не нужны. Люди в городе выкидывают всякую всячину, и еду тоже. Может, мы там что-то и найдем.

— Выкидывают? Они что, дураки, выкидывать еду? — вырвалось у меня.

Она только пожала плечами.

— У них ее много, не то что у нас.

Мы пошли дальше, но вопросы так и сыпались из меня.

— А почему у них много еды?

— Они покупают еду в магазинах, у них ее слишком много, больше, чем они успевают съесть. И через какое-то время еду выкидывают и вновь идут в магазин. Так принято в городе.

— Ох, как жаль, что мы не живем в этом городе.

Уже года три или четыре родители не брали нас с собой, когда шли в магазин за самым необходимым. А о прошлых походах по магазинам мне изредка рассказывала сестра, из моей памяти эти воспоминания испарились бесследно. Иногда, лежа в кровати темным вечером, когда желудки наши урчали от голода, а ноги и руки мерзли под тонким одеялом, она рассказывала, как раньше мы с родителями ездили в большой гипермаркет и закупали продукты на целый месяц. Мы с ней сидели в тележке, полной продуктов, а мама катила нас по магазину и разрешала выбрать что-то сладкое. Тонкий голосок сестры казался пропитанным волшебством, ее воспоминания напоминали чудесные сказки, под которые сон приходил быстро и уносил в удивительный мир изобилия.

— А зачем они покупают много еды?

— Я не знаю, малыш.

— А почему мы не покупаем еду в магазине?

— Зачем ты задаешь эти глупые вопросы? — рассердилась она.

— Почему они глупые? Мои вопросы не глупые.

Мне было слишком мало лет, чтобы понять ее.

— Потому что ты прекрасно знаешь, что у нас нет денег на магазины, — резко сказала сестра и остановилась.

В ее глазах стояли слезы, поблескивая на солнце, как папина блесна. Сестра обняла меня, и мне расхотелось задавать глупые вопросы, хотелось выхватить из воздуха уже вылетевшие слова, и спрятать их поглубже в карман. Мне повезло в жизни, в отличие от многих. У меня была она — моя сестра, целый мир, принадлежащий мне.

— К черту магазины. Кому они нужны, когда есть лес, огород и рыбалка. А?

Она улыбнулась и, пройдя еще немного, мы увидели за деревьями горы чего-то разноцветного, почувствовали жаркий смрадный запах, такой горько-приторный, что запершило в горле.

Мы стояли у огромной, необъятной горы мусора и не верили своим глазам.

«И это все выкинули, а могли бы съесть или поделиться с нами».

Над всем этим богатством кружили птицы, тоже, наверное, удивляясь человеческой беспечности и глупости.

Мы аккуратно спустились с холма, прямо в развалы вонючего мусора. Звучит не очень, но в тот день впервые за несколько недель мой желудок был полон. Конечно, потом мне стало плохо, но это было привычно. Всего лишь побочные эффекты неправильного питания, вот и все.

Мы взяли немного еды про запас, столько, сколько смогли положить в снятую с меня футболку и в косынку сестры, и побрели домой. Добычу спрятали неподалеку от нашего дома, в лесу, под большой корягой. Даже сейчас помню, что это было: банка зеленого горошка, сухари, банка консервированных персиков, увядшие яблоки, почерневшие бананы и проросшая картошка. Вот был наш клад, который мы тащили всю дорогу обратно.

Наконец сокровища были спрятаны, и мы в сумерках, опустившихся на лес, весело направились по тропинке к дому. Внезапно послышался душераздирающий крик, истерический вопль загнанного зверя — нашей матери, а следом — ругательства, вылетающие из пасти отца. Мы рванули к дому, хотя понимали, что лучше бы нам рвануть в обратную сторону. Но какой ребенок не кинется на крики матери, даже самой плохой?

Влетев в дом, увидели разъяренного отца, который бил лежащую на полу маму по уже окровавленному лицу. Что он говорил ей заплетающимся, гнусным языком, мы не понимали. Сестра кинулась к отцу, попыталась расцепить его кулак, в котором были зажаты спутанные темные пряди — он придерживал мотающуюся голову мамы за волосы. Но он был силен и вдребезги пьян и только отшвырнул Си в сторону. Она поднялась на тонкие ножки и снова бросилась к нему, умоляя остановиться. Мне кажется, в тот вечер в него вселился сам дьявол. А как еще объяснить, когда родной отец хватает свою девятилетнюю