«А ведь всего несколько дней назад я привязал ее в лесу и оставил на потраву волкам!» – подумал накх, и от этого ему стало еще горше…

Аоранг вдруг приподнялся на локтях, вытянул шею и начал принюхиваться по-звериному. Аюна поглядела на него, прислушалась, побледнела:

– Слышите?! Как вчера! Вот опять!

Из туманного леса донесся далекий, бесконечно тоскливый вой – голос то ли ветра, то ли зверя. У всех, не исключая и Янди, мурашки пробежали по коже.

– Может, это Рыкун потерялся и завывает вдалеке? – с усмешкой предположила лазутчица, прогоняя морок. – Хитрый кот страшно боится, что мы снова засунем его в лодку. Он крадется за нами по берегу, но уже второй привал, как его не слышно и не видно…

– Это не голос Рыкуна, – сказал Аоранг. – И вообще не голос живого зверя.

– А что тогда?

– Мертвецы, – глухим голосом сказал Даргаш. – Убитые нами лютвяги-оборотни. Они следуют за нами. Неужто не чуешь?

Аюна содрогнулась:

– Храни нас ясное Солнце!

– Конечно оно хранит, – сказал Аоранг. Его взгляд, остановившись на царевне, потеплел. – Ведь с нами его земная дочь. С тобой никакие порождения мрака не страшны нам, солнцеликая.

– Как знать, – вздохнула Аюна. – Сейчас предзимье, самое темное время. Когда Исварха редко смотрит на землю, твари из бездны смелеют, лезут наружу…

– Ты не сознаёшь силы, которой наделена от рождения, – возразил Аоранг. – По твоему слову отец Исварха испепелит любого, самого страшного из злых дивов…

– Ох, опять он о богах и благости! – вскочила Янди. – Царевна, пошли поохотимся! Аоранг, разведи костер!

Мохнач лишь усмехнулся.

– Будь так любезен, – скорчив гримасу, добавила лазутчица.

Когда девушки, взяв луки, отправились в прибрежные ивняки, Аоранг сказал, глянув на накха:

– У Янди скверный норов, однако она много знает и умеет. И главное – она верно служит царевне. Это благодаря ей Аюну удалось вырвать из лап Станимира. Янди вовсе не простая служанка…

– Это я заметил, – буркнул Даргаш.

– И она очень хорошо знает эти земли.

– Хотелось бы понять откуда… – Накх помолчал и добавил с горечью: – Я не могу грести, не могу охотиться, не могу развести костер или разведать окрестности… Если на нас нападут, проку от меня будет, как от дохлой рыбы. Все, что я сейчас могу, – дойти до кустов по нужде. Я не могу даже сам завязать штаны!

– Вчера ты не мог и того, – успокаивающе произнес мохнач. – Ты со временем поправишься, если будешь беречь себя.

Накх скривился:

– Если все время беречь себя, зачем вообще жить?

В реке, играя, плеснула рыба. Аоранг прислушался, взял свое любимое короткое копье:

– Посторожи костер. Я пойду на рыбалку.

Даргаш, тяжело вздохнул, сел поближе к костру и забормотал себе под нос, глядя в огонь:

– Матерь Найя, как ты меняешь по весне кожу, сбрасывая мертвое ради живого, так и мне дай новую силу…

* * *

Аюну разбудили холодные прикосновения, легкие, но обжигающие лицо. Царевна приоткрыла глаза, пытаясь понять, день сейчас или вечер. Беглецы спали в наспех построенном шалаше, тесно прижавшись друг к другу, чтобы сберечь тепло. Аюне было уютно дремать под боком Аоранга, но сейчас ее бросало то в жар, то в холод. «Не заболеть бы», – с тревогой подумала она, приподнимаясь. И тут поняла, что за прикосновения жалили ее кожу. В воздухе порхали снежинки.

Первый снег! Царевна вновь прикрыла глаза. Вот они с Аюром носятся по внутреннему дворику, топча хрупкие белые кружева, устлавшие каменные плиты. Наконец-то кончились холодные затяжные дожди, пришло время праздника! Отец смотрит на них, зябко пряча руки в широкие рукава. Он улыбается…

Да, не так она представляла встречу первого снега в этом году…

Собравшись с духом, Аюна вылезла из теплого шалаша и некоторое время, моргая, вглядывалась в пляску снежинок. Не понять, скоро ли вечер? Может, пора уже в путь? Она подошла к кострищу, чтобы раздуть угли, которые почти погасли, и вдруг застыла от ощущения пристального взгляда в упор. Царевна медленно подняла голову и увидела перед собой знакомые глаза, полные ненависти. Косматый серый волк стоял по другую сторону костра и глядел на нее. За ним маячили тени других зверей. Царевна вскочила… Тени исчезли. Никого, кроме нее, у костра не было.

«Почудилось», – подумала она. Но знала – нет.

И что за волк к ней пришел, Аюна сразу поняла. Ни в ком она не встречала такой упорной и яростной ненависти к себе, кроме одного человека. Или не совсем человека.

Во рту пересохло от волнения.

– Шерех! – дрожащим голосом окликнула девушка.

Никто не отозвался, ничья тень не промелькнула в снегопаде, но ощущение присутствия только усилилось.

– Зачем преследуешь нас? Это была честная битва! Ты проиграл бой, так смирись и забудь о мести!

«Я ненавижу вас, арьев, и всех, кто вам служит, и буду убивать вас, покуда хватит сил…» – как прежде, зазвучал хриплый голос у нее в ушах.

– Ты сам напал на Аоранга! Ты убийца, а не он!

«Пустые слова, дочь Ардвана! Мой дух успокоится, лишь когда враги сгорят на моем погребальном костре…»

– Уходи, во имя Солнца! – воскликнула она. – Сгинь, нежить!

– Что за крик? – Из шалаша, зевая, высунулась Янди.

Аюна выдохнула и огляделась, прислушалась. Ни призраков, ни голосов – только елки поскрипывали в лесу, да шелестел у реки мертвый тростник.

– Он ушел, – устало сказала царевна. – Но думаю, еще вернется.

Осенней порой темнело быстро. Не успел растаять выпавший снег, как речную гладь затянуло вечерним туманом, и челн с беглецами снова пустился в путь.

Ночь прошла спокойно, однако под утро, когда лодка уже скользила в густой серой мгле, движения Аоранга вдруг замедлились. Весло едва не выпало у него из рук, на рубахе вновь проступили темные пятна крови. Беглецы поспешно подгребли поближе к берегу, где течение не было таким сильным, и Аюна занялась его ранами. Пока она меняла набухший от крови мох, тихо выговаривая ему, мохнач молча сидел, положив руки на колени, и глядел застывшим взглядом куда-то поверх ее головы, точно высматривая там нечто, ему одному видимое.

– Плохо дело, – проворчала Янди, удерживая лодку на месте. – Нам всем нужен отдых в тепле. Холод и сырость легко сделают с нами то, что не смогли враги…

– Смотрите! – воскликнул вдруг Даргаш, едва удержавшись, чтобы не вскинуть руку.

На высоком правом берегу, прямо напротив лодки, стоял волк и смотрел на них в упор неподвижным взглядом чуть светящихся глаз.