весьма печально, когда присутствующие уговорили их согласиться на судейство. Было трудно найти подходящего судью, который был бы приемлем для целей урегулирования спорных пунктов Шастр[14], особенно для садху, принадлежащих к различным школам. Наконец они внезапно согласились передать этот вопрос Шри Анандамайи Ма. Они вошли в ашрам хмурые и мрачные. Когда их отвели наверх, в комнату Матаджи, я последовал за ними. Кратко ознакомившись с ситуацией, Матаджи улыбнулась и попросила их сесть «в комнате их дочери». Затем она попросила принести фрукты и сладости подкрепиться, но они отказались есть. Матаджи настаивала, говоря: «Когда вы приходите к своей маленькой дочери, вам приходится слушаться её желаний». Это была не просто просьба, а приказ любви.

Садху больше не могли отказываться. Затем они попросили оставить их наедине с Ма. Через час дверь открылась. Они вышли, полные улыбок, почти обнимая друг друга. И смех Матаджи наполнил комнату. Я не мог не задаться вопросом, как Ма, неискушенная в Шастрах, могла разрешить этот спор.

Лила третья

В 1942 году Матаджи провела часть лета в Бхимтале, и мне выпала честь остаться с ней. Её неоднократно умоляли навестить некоторых преданных по соседству. Она должна была вернуться через три или четыре дня, но на самом деле отсутствовала восемь или десять дней. Четверо или пятеро из нас остались в Бхимтале. Погода внезапно изменилась: пошли ливни, и стало холодно. Когда Ма была не с нами, в наших сердцах не осталось тепла. Моя старая болезнь, астма, появилась снова. Ночью мне было очень трудно дышать. Непрекращающийся кашель заставил меня сесть. Я подумал о Матаджи. Когда она вернётся? Перед самым отъездом она сказала мне: «Баба, оставайся здесь, как хороший мальчик». Поскольку я не был хорошим мальчиком, меня посетила эта болезнь. Как долго я мог ждать без лечения? Я хотел показаться врачу в Лакхнау, но, конечно, с разрешения Ма. Но она не возвращалась.

Наконец она появилась однажды вечером в сумерках. Кто-то, кто сопровождал её, вошел в мою комнату и сказал: «Дада, как ты? Ма очень хотела вернуться из-за тебя. В течение последних нескольких дней она неоднократно говорила, что тебе нездоровится. Тебе нехорошо? Матаджи пришла. Скоро с тобой всё будет в порядке». Я, без сомнения, почувствовал облегчение от её возвращения, но не выказал удовлетворения, так как был внутренне недоволен и несчастен. Когда она узнала о моей болезни, почему не пришла раньше?

Человек, который пришел ко мне, чтобы сообщить о возвращении Ма, вернулся к ней, возможно, чтобы рассказать ей обо мне. По дороге она на мгновение остановилась у двери моей комнаты и, посмотрев в мою сторону, сказала: «Баба, тебя угнетают неприятности? Не волнуйся. Всё будет хорошо». Потом она ушла. Её речь не произвела на меня никакого впечатления, и я не нашел утешения. Теперь мне нужно было принять решение вернуться в Лакхнау на следующее утро для лечения. Я не пошел к Ма. Люди стекались в её комнату, и я слышал, как они смеялись и радовались. Возможно, она рассказывала о чём-то из своего опыта. Но я был не в настроении для таких историй. Ночь быстро приближалась. Мой разум был затуманен мыслью о горестях, которые ожидали меня в ближайшие часы. Все были так счастливы, за единственным исключением меня. Ел ли я что-нибудь в тот вечер, я не помню. Но, будучи одиноким, задумчивым и безрадостным, я чувствовал, что Матаджи жестока, действительно очень жестока, ко мне. Я пытался утешить себя мыслью, что неизбежное должно произойти, и что помощи ждать неоткуда. Я с горечью подумал: «Что я значу для Ма?» Такие соображения мучили меня и делали еще более несчастным.

Было уже за полночь. Пароксизмы астмы, затрудненное дыхание и напряжение от долгого сидения практически без пищи — это было больше, чем я мог вынести молча. Я вышел из своей комнаты, чтобы пойти к Матаджи. Дверь в её комнату была приоткрыта. Внутри горела лампа. Матаджи никак не могла меня увидеть, когда я остановился прямо за дверью. Я не решался войти и подумывал о возвращении. Затем я услышал голос Ма: «Войдите». Моя ноша уже значительно облегчилась. Я вошёл внутрь. Она сказала: «Баба, ты сильно страдаешь, не так ли?» «Да, — ответил я, — я не могу лечь и уснуть».

— С тобой всё будет в порядке, если ты сможешь просто лечь и уснуть, — ответила Матаджи.

— Но это невозможно. Я не спал несколько ночей и больше не могу этого выносить.

Ма спросила после небольшой паузы:

— У тебя в комнате горит лампа?

— Я не знаю, — ответил я.

— Ты держишь двери и окна открытыми?

— Теперь я держу одно окно открытым для проветривания.

— Ты пользуешься одеялом или пледом?

— Одеялом, — ответил я.

— Всё в порядке.

Она на мгновение замолчала. Я тоже ждал. Затем она сказала:

— Ты сделаешь одну вещь?

— Я сделаю это, Ма, что именно?

— Закрой свои двери и окна, как обычно. Погаси лампу и ложись спать. Прежде чем лечь, прими чёткое решение, что ты собираешься спать. А потом просто приляг отдохнуть. Ты сделаешь это?

Я тупо посмотрел в сторону стены и сказал:

— Я делал всё это много раз безрезультатно.

Она сказала с некоторой теплотой: «Сделай это еще раз, как я тебе сейчас сказала, и не волнуйся».

Я не знал, что сказать, и промолчал; затем медленно вышел из комнаты. Я вспомнил её совет: «Не волнуйся!» Но мои мысли были заняты другим. Как это будет возможно? Я люблю Ма, это может быть возможно. Если я сосредоточу своё внимание на ней, это может быть легко. Только любовь может успокоить все мысленные переживания. Подобные мысли продолжали будоражить мой разум. Я пошел в свою комнату. Я сделал, как мне было приказано. Прежде чем лечь, я сел на кровать, сложив руки, чтобы помолиться, но я не мог молиться. Все мои сдерживаемые чувства вылились в рыдания, и я разрыдалась. Мне нужен был отдых. Даст ли божественная Мать мне то, в чем я нуждаюсь?

Я лег. Примерно через минуту мои глаза закрылись, и я заснул без каких-либо усилий. На следующее утро я встал поздно. Когда я открыл дверь своей комнаты, Лина, милая маленькая девочка-посетительница, которой больше нет в живых, прибежала и сказала: «Дада, ты спал? Матаджи несколько раз спрашивала о тебе». Мне стало стыдно за себя, и я пошёл прямо в комнату Ма.

Она улыбнулась и сказала: «Ну что, баба, ты выспался?»

«У меня никогда в жизни не было такого крепкого сна. Мне