Позади раздался резкий голос.

— Что, черт возьми, означает этот вздор? — осведомился Стэнли, шагнув в коридор.

Доктор Фелл медленно повернулся к нему. Мелсон не видел лица доктора, но Стэнли и Боском остановились.

— Кто из вас, — спросил доктор Фелл, — двигал правую створку этой двойной двери?

— Э-э… прошу прощения? — отозвался Боском.

— Вот эту. — Доктор подошел к двери и коснулся правой створки позади головы мертвеца, которая была открыта внутрь и почти прижата к стене. Широкая полоса света скользнула по скорчившейся фигуре под покрывалом. — Ее ведь двигали, верно? Она была вот в таком положении, когда вы обнаружили тело?

— Ну, я к ней не притрагивался, — заявил Стэнли. — Я и близко не подходил к старому… к двери. Спросите Боскома, если не верите.

Рука Боскома взметнулась кверху, чтобы поправить пенсне.

— Я передвинул створку, сэр, — с достоинством ответил он. — Простите, но я не был осведомлен, что делаю что-то не то. Естественно, я отодвинул створку, чтобы из комнаты проникало больше света.

— О, вы ничего не сделали не так, — любезно согласился доктор Фелл с легкой усмешкой. — Теперь, мистер Боском, если не возражаете, мы воспользуемся вашей комнатой, чтобы задать еще несколько вопросов. Мисс Карвер, пожалуйста, разбудите вашего опекуна и вашу тетю и попросите их быть готовыми к разговору.

Когда Боском суетливо проводил их в комнату, извиняясь за несуществующий беспорядок, словно на пороге не лежал мертвец, Мелсон ощутил еще большее недоумение и беспокойство. Недоумение, потому что Боском никак не походил на человека, интересующегося пистолетными глушителями. За его кажущимся безволием скрывались проницательность и, возможно, жесткость; уставленные книгами стены комнаты свидетельствовали о начитанности, а речь напоминала стиль дворецкого в салонной комедии. Так говорили многие нервные и застенчивые люди, что также наводило на размышления. Аккуратный, в своих черной пижаме, сером шерстяном халате и теплых, отороченных овечьей шерстью комнатных туфлях, он походил на помесь Дживса[8]и Сомса Форсайта.[9]

Беспокойство Мелсона было вызвано тем, что оба мужчины лгали. Мелсон был готов в этом поклясться — это ощущалось в самой атмосфере комнаты так же явно, как и во враждебности мистера Питера Стэнли. Увидев последнего при ярком свете, Мелсон почувствовал себя еще менее уютно. Стэнли не только держался враждебно — он был болен, причем задолго до этой ночи. В уголках его глаз был заметен первый тик, массивные челюсти все время делали жевательные движения. Мешковатый костюм хорошего качества, но рукава слегка обтрепались, а галстук под старомодным высоким воротничком съехал набок. Стэнли опустился в моррисовское кресло[10]у стола и достал сигарету. Его налитые кровью глаза следили за доктором Феллом, медленно окидывающим взглядом комнату.

— Полагаю, место достаточно удобно — для убийства. Вам это что-нибудь говорит?

Мелсону в данный момент это не говорило ничего. Комната была просторной, с высоким потолком, слегка наклонным к задней стене, в котором помещалось окно. За исключением двух панелей, открытых для вентиляции, окно было затянуто черной бархатной шторкой, двигающейся на скользящих шнурах Два окна в задней стене также были занавешены. В стене слева находилась дверь, очевидно ведущая в спальню. Остальное место занимали книжные полки высотой примерно до плеча; над ними в несколько нерегулярной последовательности висела серия картин, в которых Мелсон не без удивления узнал неплохие копии «Карьеры мота» Хогарта.[11]Любая нерегулярность в этой комнате бросалась в глаза, иначе некоторые другие вещи могли бы остаться незамеченными. Точно в центре круглого стола помещалась лампа, по одну сторону которой находились песочные часы, а по другую — старинная медная шкатулка, в чей филигранный рисунок вплетались причудливые, тронутые патиной кресты. Слева от стола стояло похожее на трон мягкое кресло с большими подлокотниками и высокой спинкой, напротив моррисовского кресла, в котором сидел Стэнли. Хотя в комнате ощущался запах табачного дыма, Мелсон отметил странный факт, что пепельницы были абсолютно чистыми и на столе отсутствовали бокалы, несмотря на ряд бутылок и стаканов в серванте…

Вся сцена выглядит неправильно, думал Мелсон, или же он по глупости придает слишком большое значение мелочам? Со стороны спальни доносился голос Пирса, очевидно разговаривающего по телефону. Когда Мелсон огляделся вокруг, странные кресты на шкатулке вновь бросились в глаза. У стены с двойной дверью, через которую они вошли, стояла полукругом гигантская ширма, состоящая из панелей тисненой испанской кожи. Эти панели были черными, с изображенными позолотой вспышками пламени, и желтыми, с крестами красного или шафранного цвета.

В голове у Мелсона шевельнулось смутное воспоминание: слово «санбенито».[12]Что это такое? Как бы то ни было, ширма явно интересовала доктора Фелла. Шли секунды, молчание начинало тяготить, а доктор все еще не сводил с ширмы совиного взгляда. В комнате слышалось его астматическое дыхание; сквозняк непонятного происхождения колыхал оконную портьеру. Приковыляв к ширме, доктор Фелл коснулся ее тростью и заглянул за нее…

— Прошу прощения, сэр, — неестественным голосом заговорил Боском, видимо пытаясь ослабить напряжение, — но у вас, безусловно, есть более важные интересы, чем…

— Чем что? — осведомился доктор Фелл, наморщив лоб.

— Чем мои кулинарные приспособления. Это газовая горелка, где я иногда готовлю завтрак. Боюсь, довольно уродливое изделие…

— Хм, да. По-моему, мистер Боском, вы чертовски беспечны. Вы рассыпали банку кофе и расплескали по иолу молоко. — Он повернулся и махнул рукой, когда Боском невольно шагнул вперед, обеспокоенный замечанием. — Нет-нет, пожалуйста, не занимайтесь этим теперь. Надеюсь, мы поймем друг друга, если я скажу, что сейчас не время плакать над разлитым молоком, а?

— Не думаю, что я вас понимаю.

— А здесь на ковре мел. — Доктор Фелл внезапно указал в сторону кресла-трона. — Почему на ковре должны быть отметки мелом? Я обеспокоен, джентльмены, — все это не имеет смысла.

Боском, словно опасаясь, что доктор Фелл займет кресло, быстро сел в него, скрестил на груди худые руки и устремил сардонический взгляд на доктора.