— Вы боитесь признаться, что тоже неравнодушны ко мне, — сказала я прямо.

Оливер сел там же, где и стоял.

Правда, стоял он рядом с креслом, так что сел в него же. Откинулся на спинку и забросил ногу на ногу.

— Что-то новое, — произнес с расстановкой. — И что заставило вас так думать?

— Я вижу это в ваших глазах, — прошептала я с придыханием. — Чувствую в биении сердца.

— Я далек от поэзии, мисс Аштон. Лучше поговорим об испорченных вами чучелах.

— Вы так боитесь признаться, что тоже любите меня?

— С чего вы взяли?

Отпираться бесполезно, Олли. Да, я буду звать тебя Олли…

— Ваши поступки говорят об этом, милорд.

— Взгляды и биение сердца?

— Не только. Разве вы не ищете повода встретиться со мной?

— Не ищу. Вы регулярно мне этот повод даете, как сегодня, к примеру.

Я вздохнула. С виду такой сильный, отважный мужчина, а как дошло до объяснений, засмущался, как институтка.

Словно услышав мои упреки, он решительно встал и приблизился ко мне.

— Элизабет…

Осознав торжественность момента, я поднялась навстречу.

— …мне порой недостает слов…

Отличное начало.

— …и такта. Потому я предпочел бы не продолжать этот разговор. Но раз вы настаиваете… Я не люблю вас. И если вы вдруг не шутили, хоть у меня и нет оснований так думать, зная вас, — выбросьте эти фантазии из головы.

— Вы мне не верите! — воскликнула я и по скептическому огоньку в его глазах поняла, что так и есть. — Опасаетесь, что это розыгрыш?

— В этом вы сильны.

— Я сказала правду! Я люблю вас. А вы любите меня. Это судьба! — Наверное, стоило подождать положенные пару глав, дать Оливеру свыкнуться с охватившим его чувством, но я твердо вознамерилась объясниться сегодня и, недолго думая, выложила главный козырь: — Вы предназначены мне, как и я вам. Я ваша истинная пара!

— Кто?

— У каждого дракона есть истинная пара, одна-единственная, та, кому он отдаст сердце! И я знаю, что вы последний дракон!

Даже книгу хотела так назвать: «Избранница последнего дракона», но отказалась от этого варианта, чтобы сохранить интригу.

— Драконы ушли из этого мира тысячи лет назад, — попытался спрятаться за фразой из учебника ректор.

— Не все! Вы последний, хоть и скрываете это.

— Почему ты решила, что он дракон? — удивленно спросил бог, о котором я позабыла в накале страстей.

— Я это придумала.

— Я догадался, — хмыкнул ректор.

Черт! Зачем я сказала это вслух?!

— Придумала, но не написала, — покачал головой Мэйтин.

В тексте говорилось, что, возможно, не все драконы ушли с Трайса!

— А возможно, все, — божество пожало плечами. — Но я понимаю задумку. Ничем, кроме предназначения, не объяснить внезапной любви между Элизабет и вот ним.

Он кивнул на ректора, который подошел к столу за блокнотом с разноцветными листочками. Цвет листочка определял степень поощрения или наказания.

«Только не красный!» — взмолилась я мысленно. И тут же одернула себя: я что, боюсь выговора от типа, которого сама придумала? Отставить! Еще не все потеряно. Дракон он или нет, Элси его получит!

Листок Оливер выбрал желтый. Предупреждение. Написал на нем несколько слов и протянул мне.

— Пойдете к профессору Милс и скажете, что я назначил вам дополнительный зачет по ее предмету. — И уточнил с почти нескрываемой издевкой: — Тема — «Драконы».

Я со злостью выдернула у него бумажку.

Ничего. Сейчас… Сейчас я его поцелую! Обовью руками шею и вопьюсь в губы. Пусть тогда скажет, что не чувствует ничего к Элси!

Но вместо того чтобы осуществить задуманное, вдруг хлюпнула носом.

— Вы такой… такой сухарь!

И, давясь слезами, выскочила за дверь.

Вот так номер.

В гардеробной я остановилась перед зеркалом и строго взглянула на свое отражение.

— Что за нюни, Элси? Я тут для тебя стараюсь, а ты что устроила? Истеричка малолетняя! Ты… ы-ы-ы…

Слезы полились в два ручья. Так жалко себя стало. Оливер чуть ли не открыто посмеялся, еще и орут на меня… орет… В смысле, я ору.

М-да, эффект Марибет в действии.

Негромкое покашливание от двери дало знать, что в гардеробной мы с Элизабет уже не одни.

— Возьмите-ка и это, мисс Аштон. — Ректор вырвал из блокнота еще один желтый листочек. — Пойдете в лечебницу, найдете доктора Грина. Он возьмет у вас пробы крови. Мне все же интересно, что вы вчера пили. Если выяснится, что это не только алкоголь, я буду вынужден поднять вопрос о вашем отчислении. И пожертвования, которые ваш отец делает академии, в этот раз вас не спасут.

Главный корпус я покинула в слезах. Даже не пыталась анализировать, кто сейчас ревет: Элси, отвергнутая любимым мужчиной, или я сама, обманутая в своих ожиданиях.

— А чего ты ожидала? — спросил Мэйтин. Бог вышагивал по не расчищенной от снега обочине, не оставляя следов. — Что он тут же предложит Элизабет руку и сердце? Она ему сводный хор чучел среди ночи прислала. А до этого чуть не отравила дымом с ароматом лаванды. А еще раньше…

— Хвост наколдовала! — в сердцах оборвала я перечисление наших с Элси чудачеств. — И что? Это любовное фэнтези, юмористическое притом. И не такое могло быть!

— Так ты думаешь, что оказалась в дамской книжке?

— Ничего я уже не думаю! — огрызнулась я.

— Это зря. Думать надо.

Не был бы богом, отхватил бы пару подзатыльников, а так я лишь набрала в легкие побольше воздуха, чтобы сказать, куда ему пойти со своими поучениями… и медленно выдохнула, увидев идущего мне навстречу… человека? Вряд ли. Но, полагаю, это был мужчина. Высокий, тонкокостный. Двигался он быстро, но плавно, и темно-зеленый плащ колыхался в такт его шагам. Длинные волосы, белее, чем снег вокруг, развевались на ветру. А взглянув в лицо незнакомца, я уже не могла отвести взгляда. У людей не бывает таких лиц. Узкое, длинное, с тонким носом и неяркими, но четко очерченными губами, оно завораживало непривычной красотой. Сероватая, отливающая перламутром кожа. Высокий, абсолютно гладкий лоб. Серебристые ниточки изящно изогнутых бровей. От переносицы к вискам, полукругами ложась на щеки, тянулись дорожки тонких светлых шрамов, формировавших сложный рисунок, похожий на тот, что украшал мальчишескую физиономию Мэйтина. Но самое нереальное — большие миндалевидные глаза, обрамленные белесыми ресницами. Если волосы незнакомца цветом напоминали снег, то глаза — лед, в который вмерзла агатовая бусинка зрачка: блестящие, прозрачные, разве что слегка голубоватые, хотя, возможно, это небо отражалось в них.