Если несколько секунд назад в салоне стояла гробовая тишина, то теперь народ вопил на все голоса, ругался матом, толкался, падал с кресел, вставал и снова вспрыгивал на них. Толстая тетка, сидевшая рядом с Татьяной, с пластиковой планкой в потолке справилась на удивление быстро, и три маски оказались над креслами, где недавно находились и мы с подругой. Правда, теперь туда переместились теткины дети с крайнего правого ряда.

Из-за занавески в нашем проходе высунулось лицо стюардессы. Вероятно, экипаж отправил девушку выяснить, что происходит в салоне. Командир корабля временно молчал и больше не угрожал вынужденной посадкой. Или он уже связался с землей. Я вовремя дернула Пашку за футболку сзади, показывая, что нужно снять девушку, и сама следила за изменением выражения ее лица. Я опять, словно в замедленной съемке, видела, как на нем отражается ужас. Девушка резко развернулась и убежала в сторону кабины пилотов.

Потом на два голоса заговорили командир корабля и старшая бортпроводница. Они убеждали пассажиров успокоиться, снова и снова повторяли, что никакой разгерметизации не произошло, в салоне достаточно кислорода и можно свободно дышать.

Но народ не реагировал. Люди продолжали крушить самолет. Пашка снимал происходящее.

Вообще-то был удар. Его все слышали. Но тогда почему маски выпали по всему ряду? Если бы они выпали над теми креслами, где кто-то врезался (не знаю, куда, потом на записи посмотрим), было бы понятно. Пусть еще над соседними, но тут же рядов сорок…

В обоих проходах появились стюардессы с каменными лицами и медленным шагом, друг за другом они пошли по салону, повторяя заклинание:

– В воздухе есть кислород. Маски вам не нужны. Сядьте, пожалуйста.

Командир корабля просил наш ряд снять маски, но, как я заметила, никто этого не делал. Пашка и стюардесс снял.

Я подумала, как бы в салоне от всех действий обезумевших пассажиров на самом деле не произошла разгерметизация.

Окончательно народ успокоился только к тому времени, как самолет начал снижение. Салон являл собой жуткое зрелище. Панели удалось сорвать многим гражданам, кресла сломались под весом некоторых, кругом качались маски. Я с удивлением узнала, что они не убираются автоматически после того, как выпали, и будут болтаться перед нашими носами до выхода из самолета. Но пусть лучше болтаются.

Мы с Татьяной так и остались в левом ряду, Пашка временно прекратил снимать. Вскоре из туалета, как ни в чем не бывало, вернулся его сосед и занял свое место. При нем мы ничего не обсуждали.

В аэропорту нас встретил лимузин от Василия Степановича, друга Ивана Захаровича, и отвез в русское имение на французской земле.

Василия Степановича, как нам объяснили перед отъездом, друзья зовут русским «графом Монте-Кристо» из-за того, что покинул зону по документам одного из умерших в неволе сидельцев. Василий Степанович в родную страну вернуться не мог, да и не собирался в ближайшее время. Ему и во Франции хорошо жилось.

Так, может, нас из-за него сюда послали? Выяснить, чем он здесь на самом деле занимается? Поэтому наш покровитель и договорился, что мы будем жить в его доме? Ведь он легко мог оплатить любую гостиницу и даже снять домик на побережье. Ну что ж, будем держать глаза и уши открытыми.

Я не знаю, как точно назвать то, что мы увидели. Все-таки не замок, хотя сам хозяин именовал его именно таким образом. Традиционные для замков башенки отсутствовали, бросались в глаза переливающиеся на солнце золоченые купола-луковицы в количестве пяти штук. Это зрелище чем-то напомнило мне Екатерининский дворец в Пушкине. Вскоре выяснилось, что у Василия Степановича имеется часовня, так сказать, на дому, со своим штатным попом, выписанным из родных сибирских краев хозяина. Поп, по его словам, хорошо поработал в острогах и заслужил отдых в теплых краях. Более того, поп по профессии был фельдшером и немало лет трудился на этом поприще. Так что нашему хозяину было выгодно иметь врачевателя души и тела в одном лице.

В других местах крыша была ровной, только с весьма внушительными бортиками, чтобы народ по пьяному делу не валился вниз. На крыше располагался бассейн, был оборудован солярий и иногда проводились вечеринки. Василий Степанович похвастался, что приемы на крыше из всех здешних русских проводит только он.

Высота здания составляла метров десять, этажей было три, плюс подземный с винным погребом. Вероятно, там имелось что-то еще, но нам это не демонстрировали. Может, потом сами посмотрим в порядке частной инициативы.

Нам показали оранжерею, кинозал и японскую комнату для релаксации с двумя японками.

Апартаменты для гостей включали – как бы получше выразиться? – балконы. Правда, под этим словом обычный гражданин понимает совсем не то, что торчало из стен особняка. Здесь были присобачены какие-то площадки, по форме напоминающие капли и выступающие вперед на разную длину. На балконах стояли пластиковые кресла и столики и имелись выдвигающиеся тенты разных расцветок. Когда мы оказались у дома, часть была выдвинута.

Мне доводилось видеть немало «шедевров» архитектуры последних лет, но такое уродство, признаться, я видела впервые. Здание было выкрашено в болотный цвет, у главного входа стояли атланты наподобие тех, которые держат портик Нового Эрмитажа со стороны Миллионной улицы, только из розового мрамора.

Василий Степанович усмехнулся:

– Знаете, кто мне их сваял? Один известный советский скульптор, дядька уже в годах, но такой классный мастер! Работает не за страх, а за совесть.

– Это вы имеете в виду деньги мафии, а не Ленинскую премию? – уточнила я с невинным видом.

Василий Степанович хмыкнул и заявил, что его предупреждали о моей стервозности и он нисколько не удивлен моему вопросу. После этого «граф Монте-Кристо» поведал интересную историю о том, как этот скульптор в одном из городов России в советские времена по заданию Коммунистической партии из буржуйских атлантов сделал советских рабочих. Теперь скульптор обосновался во Франции и ваяет для проживающих здесь соотечественников все, что они пожелают. Специалист он разносторонний, может и соцреализм выдать, и готику, и неоклассицизм.

Парк впечатлял фонтанами и статуями, имелся свой пляж, свой причал и своя яхта, а также несколько мелких суденышек.

В доме, конечно, тоже стояли статуи (куда ж без них?), на стенах висели картины, думаю, подлинники.

Наши апартаменты состояли из трех комнат. Из коридора дверь открывалась в гостиную, в которой на диванчике разместился Пашка, а из гостиной двери вели в две спальни, которые заняли мы с Татьяной. В каждой спальне имелся свой санузел с современной сантехникой. Мебель в комнатах тоже была современной, без вычурности.

– Иван Захарович сказал, что вы антиквариат не любите, – заявил Василий Степанович. – Вы правда предпочитаете кровати без балдахинов? А то у меня есть и с колоннами, и с разными пологами…

– Нет, спасибо, нас все устраивает, – поспешила сказать Татьяна.