«Лермонтов восходил на горный кряж и, кутаясь в плащ из тумана, смотрел с улыбкой вещей скуки на образы мира, витающие у ног его. И проплывали перед ним в тумане ледяных игол самые тайные и знойные образы: любовница, брошенная и все еще прекрасная, в черных шелках, в «таинственной холодной полумаске». Проплывая в туман, она видела сны о нем, но не о том, что стоит в плаще на горном кряже, а о том, кто в гусарском мундире крутит ус около шелков ее и нашептывает ей сладкие речи. И призрак с вершины с презрительной улыбкой напоминал ей о прежней любви.

Но любовница и двойник исчезали, крутясь, во мгле туманной, и возвращались опять, кутаясь в лед и холод, вечно готовясь заискриться, зацвести небесными розами, и снова падая во мглу. А демон, стоящий на крутизне, вечно пребывает в сладком и страстном ужасе: расцветет ли «улыбкой розовой» ледяной призрак?

В ущельях, у ног его, дольний мир вел азартную карточную игру; мир проносился, одержимый, безумный, воплощенный на страдание. А он, стоя над бездной, никогда не воплотил ничего и с вещей скукой носил в себе одно знание:

Я знал, что голова, любимая тобою,

С моей груди на плаху не падет.

На горном кряже застал его случай, но изменил ли он себе? «На лице его играла спокойная и почти веселая улыбка… Пуля пробила сердце и легкие…» Кому? Тому ли, кто смотрел с крутизны на мировое колесо? Или тому, двойнику, кто в гусарском мундире, крутя ус, проносился в безднах и шептал сладкие речи женщине в черных шелках?

И снился мне сияющий огнями

Вечерний пир в родимой стороне…

…И снилась ей долина Дагестана;

Знакомый труп лежал в долине той…

В этом сцеплении снов и видений ничего уже не различить – все заколдовано; но ясно одно, что гдето в горах и доныне пребывает неподвижный Демон, распростертый со скалы на скалу, в магическом лиловом свете».

Итак, Арсеньевы, как об этом сказано выше, – ближайшие родственники Лермонтова по материнской линии. Одному из Арсеньевых, Николаю Николаевичу, своему двоюродному дяде, который был всего шестью годами старше поэта, Лермонтов написал в 1830 году следующие стихи:

Дай Бог, чтоб ты не соблазнялся

Приманкой сладкой бытия,

Чтоб дух твой в небо не умчался,

Чтоб не иссякла плоть твоя;

Пусть покровительство судьбины

Повсюду будет над тобой,

Чтоб ум твой не вскружили вины

И взор красавицы младой;

Ланиты и вино нередко Фальшивой краскою блестят;

Вино поддельное, кокетка

Для головы и сердца – яд!

Дед поэта Михаил Васильевич Арсеньев (1768–1810) был елецким помещиком и капитаном лейбгвардии Преображенского полка. Избирался предводителем дворянства в Чембарском уезде Пензенской губернии. В память деда его внук получил свое имя – Михаил. Сохранилась запись от 17 января 1836 года бабушки Елизаветы Алексеевны Арсеньевой о внуке: «Нрав его и свойства совершенно Михайла Васильевича». В 1794 году Михаил Васильевич Арсеньев женился на Елизавете Алексеевне Столыпиной (1773–1845), наследнице немалого состояния, старшей дочери из одиннадцати детей. Приданого хватило даже на то, чтобы купить у графа И.А. Нарышкина в Чембарском уезде Пензенской губернии село Тарханы. Биограф отмечает: «Михаил Васильевич Арсеньев был среднего роста, красавец, статный собой, крепкого телосложения; он происходил из хорошей старинной дворянской фамилии». Он любил развлечения и с достаточной долей экзальтированности даже выписал к себе в имение из Москвы карлика. Его жена Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, судя по сохранившимся портретам, была приятной внешности, но с достаточно суровым характером. Ее родной брат Александр Алексеевич Столыпин служил адъютантом у самого Александра Васильевича Суворова. Два других брата Николай и Дмитрий дослужились до генеральских чинов. Один из них стал сенатором и дружил с М.М. Сперанским. Другие братья избирались предводителями губернского дворянства в Саратове и Пензе. Одна ее сестра была замужем за московским вице-губернатором, другая стала женой генерала.

Тарханы

Семейная жизнь бабушки Лермонтова сложилась неудачно. В десяти верстах от Тархан, в селе Онучино находилось имение помещика Мансырева, к жене которого М.В. Арсеньев воспылал непреодолимой страстью. Муж ее долго был в отъезде за границей, а когда стало известно о его возвращении, М.В. Арсеньев отравился. Это случилось в ночь с 1 на 2 января 1810 года у рождественской елки, после домашнего спектакля, в котором Михаил Васильевич исполнял роль могильщика в трагедии Шекспира «Гамлет». На время похорон Елизавета Алексеевна вместе с четырнадцатилетней дочерью Марией уехала в Пензу. М.В. Арсеньев похоронен в семейном склепе в Тарханах. На его памятнике написано: «М.В. Арсеньев скончался 2 января 1810 года, родился 1768 года, 8 ноября».

Когда произносится фамилия Столыпин, то прежде всего в памяти возникает образ Петра Аркадьевича Столыпина (1862–1911), того самого Столыпина, который был премьер-министром России, а также умным и талантливым реформатором, много полезного сделавшим на благо своей страны. Дед премьера П.А. Столыпина Дмитрий Алексеевич Столыпин (1785–1826) приходился родным братом Елизавете Алексеевне, бабушке Лермонтова.

Чрезвычайно разветвленный род Столыпиных связан с Лермонтовым либо близким родственным знакомством, либо воспоминаниями о поэте, либо представители этого рода были вдохновителями его творчества. Назову вначале здесь Алексея Емель яновича Столыпина (1744–1817), весьма состоятельного прадеда Лермонтова и родного отца Е.А. Арсеньевой. Пензенский губернский предводитель дворянства, он учился в Московском университете и сумел дать сыновьям своим отличное образование. Это был высококультурный человек. Достаточно сказать, что Алексею Емельяновичу принадлежал один из лучших крепостных театров России. Женою его была москвичка Мария Афанасьевна, урожденная Мещеринова.

Общепризнанным главою рода Столыпиных являлся Афанасий Алексеевич Столыпин (1788–1866), младший брат Е.А. Арсеньевой. Лермонтов его особенно любил и называл дядюшкой. Поэт заслушивался его рассказами о Бородинском сражении и именно в этих рассказах почерпнул вдохновение к созданию своего поэтического шедевра «Бородино» (1837). То был отставной офицер-артиллерист, отсюда, из его военной профессии, – всем известные стихи: «Прилег вздремнуть я у лафета», или «Забил заряд я в пушку туго»,или «Чуть утро осветило пушки».В стихотворении Лермонтова рассказ ведет старый солдат, но этот рассказ поэт услышал из уст своего дяди Афанасия Алексеевича Столыпина, и к нему, дяде Столыпину, обращены слова поэта, открывающие хрестоматийное лермонтовское «Бородино»:

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,