Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начиная с января 1919г., Е.Чикаленко не прекращал записывать свои мысли и впечатления, а также информацию, которую получал в письмах от друзей. Его дневник с 1917 по 1919 гг. остался в Киеве, но Петр — средний и любимый сын[30] — присылал отцу из Киева его записи. Часть из них потерялась при пересылке. В своем письме к В.Липинскому Е.Чикаленко писал, что начальные разделы своих воспоминаний, которые он не смог получить из Киева, написал заново.[31] В другом письме признавался, что «приводит в порядок свои воспоминания» — а надо отметить, что в письмах к своим приятелям он иногда не делает разницы между дневником и воспоминаниями, чаще воспоминаниями называет «вступление к дневнику, который начал писать с 1907». Это вступление к дневнику, по его словам, было «написано конспективно, листов на 25 печати, с 1861 по 1907 год»[32]. Судя по другим письмам, Петр Чикаленко посылал отцу его записи через знакомых, и в конце концов они нерегулярно приходили в Рабенштайн под Веной, где в то время жил Е.Чикаленко. В основном пересылка осуществлялась через друзей, которые могли доставить их в Перемышль. Два раздела воспоминаний потерялись безвозвратно, а одна из частей дневника, которая передавалась через кооперативное учреждение, дошла до Е.Чикаленко только через два года после того, как Петр Евгеньевич ее переслал отцу. «Не помню, писал ли я Вам, что в бумагах Зайцева нашлись мои рукописи, которые Петрусь два года назад переслал мне через кооператора Филиповича, — отмечает в письме к В.Липинскому Евгений Харлампиевич. — Я должен был без всяких материалов по памяти заново писать то, что печатается в «Свободе»… Теперь буду по ним расширять для издания книгой, если найдется издатель. Дневник с 1907 года буду дополнять примечаниями, объяснениями, не меняя текста…»[33]. В одном из писем В.Липинскому Е.Чикаленко пишет, что его семья в Украине должна сделать копию частей дневника, которые ему пересылает «на случай потери», в другом письме вспоминает, что «сын из Киева обещает в письмах пересылать мне мои мемуары, если достанет машинку для переписки»[34].
В эмиграции ухудшилось состояние здоровья Е.Чикаленко. Перед операцией, которую должен был сделать весной 1924г., он пытался хотя бы конспективно изложить ход событий, чтобы заполнить пробелы, которых не хватало в воспоминаниях, и передать для дальнейшей публикации. «…Я торопился написать перед операцией в надежде, что умру, так хотелось хоть конспективно написать вот это предисловие к «Дневнику», который кто знает, когда выйдет, потому что один экземпляр уже потерялся, а второй попадет в ЧК, потому что переписать нет возможности — это же груды бумаги», объясняет Евгений Харлампиевич В.Липинскому[35]. Очевидно, готовя к публикации свой дневник, Е.Чикаленко заново переживал все события, которые в нем вспоминал. Несомненно, это была для него «интересная работа, которая переносила… в прошлое и отрывала от скучной, тяжелой» эмиграционной жизни[36], а кроме того, источник финансовой поддержки — ведь Евгений Харлампиевич, как и большинство украинских эмигрантов, нуждался. Получить гонорар от украинских издателей было нелегким делом, а надежды на издание воспоминаний отдельной книгой понемногу угасали. «Итак мои мемуары современного Очевидца лежат, и кто знает, до каких пор будут лежать, а я себя тешил, что на гонорар отремонтирую зубы, справлю белье, одежду и т.д.», — писал он в одном из своих писем[37].
И все же ни тяжелые условия эмиграционной жизни, ни сложные переговоры с издателями, ни нехватка средств не помешали выходу в свет мемуаров Евгения Чикаленко, которые сегодня позволяют существенно дополнить наше представление о ключевых событиях новейшей украинской истории, увидеть фигуры ведущих деятелей национально-освободительного движения. В то же время они дают возможность почувствовать переживания одного из самых ярких представителей украинской элиты, которая стояла на пороге построения независимой украинской державы в 1917-1921 гг., но несмотря на все усилия так и не смогла реализовать полученный шанс. Дневник Е.Чикаленко должен служить серьезной лектурой для современных украинских политиков, которые должны консолидироваться ради украинской государственности, отбросив мелкие политические амбиции и собственные интересы.
Татьяна Осташко
ОТРЫВОК ИЗ МОИХ ВОСПОМИНАНИЙ ЗА 1917 ГОД
I
Начало революции. — Организация Центральной Рады. — Возобновление украинской газеты. — Кооперативный съезд и зарождение Украинской Армии. — Жизнь летом в селе на Херсонщине. — Развал фронта и деморализация села.
В конце февраля 1917 ст. ст. появились в Киеве одна за другой копии телеграмм Председателя Государственной Думы Родзянко{1} в ставку к царю следующего содержания:
«19 26/ІІ 17 ст. ст. Основная. Царю. Ставка. Положение серьёзное. Столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие (продукты), топливо пришли в полное расстройство. Улицах беспорядок, стрельба, армия стреляет друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующимся доверием в государстве, образовать новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в сей час ответственность не пала на венценосца».
Но, ослеплённый своим самодержавием, царь Николай Кровавый{2} не внял правоверному монархисту Родзянко, а велел командующему Петроградом ген. Хабалову{3}, залить кровью восстание, но было уже слишком поздно, и Родзянко снова ему телеграфировал:
«27/II. Утром положение ухудшилось. Надо сейчас принимать меры, иначе завтра будет поздно. Пришел последний час, когда решается судьба государства, династии».
В тот же день 27/II, в 2 часа:
«Крупные отряды армии подошли к зданию Думы, встреченные Чхеидзе{4}, Скобелевым{5}, Керенским{6}. Речи покрыты криками ура. Караул (стража) Таврического Дворца снят отрядами повстанцев. В 2½ часа частное совещание Думы поручило Совету Старейшин выбрать Временный Комитет».
В тот же день в 5 ч. вечера:
«В Думу{7} доставлен Щегловитов{8}. После короткого совещания распоряжением временного Комитета Керенский объявил Щегловитова арестованным. Помещен усиленным конвоем павильоне Таврического дворца. Днем солдатами, после быстрого подавления тюремной стражи, взяты Кресты, Пересыльная, Дом предварительного заключения[38]. Все политические освобождены. Днем разгромлено Охранное отдѣление, Жандармское управление, архивы, дела политические уничтожены.