После холода улицы в доме кажется жарко и душно. Пристроив как-нибудь свои куртки на загромождённую множеством одежд вешалку, Артём и его родители вошли в большую комнату, через всю длину которой вытянулся ряд составленных вместе столов, покрытых одной большой скатертью. Расселись на указанные места. Артёму довелось сидеть рядом со старенькой бабушкой – двоюродной сестрой его деда. Ещё на кладбище пришла ему в голову мысль: расспросить, если получится, кого-нибудь из стариков о своём дедушке – местные всё-таки… должны знать. Случай сам собой представился. И решившись, Артём подобрал момент, когда речь зашла о его родне, повернулся к той старушке и спросил:

– А я вот слышал, дед мой во время оккупации в полицаях служил. Правда?

Вот так напрямую и спросил… Когда готовился к тому, как задать этот вопрос всё думал с чего бы начать… прикидывал, как правильней вести разговор (тема-то щекотливая). А вышло всё просто – взял и спросил.

– Взаправду так, Артём… – без особых эмоций, делая большие паузы между словами, ответила она. – Служил… Было такое…

– Получается и у немцев служил, и воевал против них потом, – вставил в одну из таких пауз Артём, стараясь донести суть своего вопроса.

За столом в это время уже велось несколько ни как не связанных между собой бесед. На одном конце воспоминали общих знакомых, на другом говорили о работе и ещё о чём-то. Некоторые гости вообще вышли из-за стола: кто перекурить, а кто и просто постоять. Так, что Артёмовы расспросы кроме его собеседницы и, сидящих рядом, родителей никто не слышал – можно было и не стесняться.

– Воевал… конечно воевал. И с фронту пришёл с медалями… Давненько это было… давненько…

– Ну, вот о дедушке моём, пожалуйста, и расскажите… Помните-то что-нибудь?

– О Ваньке-то… Ну, помню конечно… Многое чего помню… Всё ж таки братец-то он мой двоюродный… Как же не помнить-то… Помню…. Путёвый мужик он был…. Самостоятельный…

– Вы про войну расскажите… про то, что в полиции он у немцев служил, – помог Артёму отец.

– Ну-у, тогда-то я ещё маленькой была… – склонив голову набок, начала вязать свой рассказ дедова сестра. – А вот Ванька-то постарше был. Тоже ещё юнец совсем, но постарше… Да… Так вот сразу у армию-то его не взяли… молод ещё был… Ну, а потом уж немцы пришли… – Помолчала какое-то время, верно отыскивая что-то в лабиринтах своей памяти, и продолжила: – Да… и у полицаях он был… Пришлось таки… Это его староста упросил – так-то люди сказывали… До него было тут двое каких-то… Так те ух лютовали… Да подевалися они опосля куда-то… Я уж не помню… Может и на тот свет… туда им самая и дорога была… а может и ещё куда-то… Вот и предложил староста-то ему – иди-ка Вань у полицаи… ты парень смирный… пакости творить не будешь… Ну, так и мать евонная тоже – иди… иди. Они-то без отца жили… хозяйство слабенькое… а там всё ж таки платили что-то… да и продукты давали вроде… Ну, значится вот и пошёл… Но в обиде на него никто не был. Взаправду говорю не был… Не за што было обижаться-то на него. Он хоть парнишка крепкий да сильный был… но добрый… обходительный… так скажу… Вот и потом, когда наши-то пришли, никто доносить на него не стал, дескать у немцев-то служил. Все у нас про то знали, да помалкивали… Вот же ещё что, – спохватилась, вспомнив упущенный момент, и заговорила чуть-чуть побыстрее. – Он, Ванька-то, уж как бы так сказать… спас нас получается. Немцы-то как отступали, так начали у Германию людей угонять… Так Ванька и сказал нашим-то – нужно, мол, прятаться. Мы кой-што собрали… что там собирать-то было… пожитков почитай и не было, а скотину немец и до этого почти усю увёл. Ну и у лога подались. Ванька тоже с нами… Вот у логах-то значится и прятались… Это я хорошо помню… Несколько дней прятались… Ну опосля и наши пришли. Возвернулися мы у деревню, а деревни-то и нет. Одни головешки. Спалили её немцы-изверги. Ни единого дома не осталось… Мы тогда землянки рыть-то себе и начали… Вот она какая жизнь-то была…

– Ну, а дедушка мой? Он что? – не давая отойти от темы, вопрошал Артём.

– Ванька-то?.. На фронт ушёл… люди-то о его полицайстве помалкивали… Год его как раз подходил. Вот и забрали… А уж опосля войны, как возвернулся, тут-то про то, что у полицаях он был, власти как-то и прознали. Уж и не знаю я как, но прознали. У тюрьму посадили. Закон таков был… Но не долго сидел-то он… лет с пяток наверное… и выпустили. Может простили… а может и срок вышел… уж не знаю-то я. Ну, а у деревне у нас ни кто ему про то, что было и не поминал… Он к людям по хорошему… и они к нему также… На кузне у нас в совхозе он работал. Да ты и сам-то поди знаешь… Всё мальцом к нему туда бегал, помню… А уж как они с бабушкой любили-то тебя крепко… А?..

Дедова сестра ещё рассказывала что-то: и про деревню… и про односельчан… и про свою жизнь. Но Артём, если честно, слушал её уже в пол уха, все его мысли были теперь поглощены сложностью определения справедливой оценки дедушкиного прошлого. Из всего услышанного (и теперь, и ранее) можно было сделать вывод, что вина его деда заключается лишь только в самом факте службы у немцев в полиции, а не в каких-то преступных действиях. Да к тому же, получилось так, что служба эта даже оказала определённую услугу его землякам. Нельзя забывать и последующее его участие в войне, и полученные на фронте ранения, и награды заслуженные в боях… Нет… действительно всё не так однозначно в судьбе его деда, – осознавал Артём, размышляя весь вечер: и пока был в деревне, и по дороге назад, и дома.

И, чтобы до конца переосмыслить своё отношение к этому эпизоду жизни своего деда, посчитал необходимым разузнать ещё что-нибудь… а возможно и услышать мнение человека разбирающегося в этом вопросе, но желательно постороннего, суждения которого будут непредвзяты. Среди Артёмовых друзей и товарищей таким человеком был Виктор. Значит, и обращаться надо к нему – так решил Артём. И решившись, не стал дожидаться случайной встречи, а позвонил и договорился с Виктором встретиться в ближайшие выходные…

– Интересная биография у твоего деда, – выслушав Артёма и ознакомившись с распечатанной на листе копией учётной карточки,