— По правилам запрещается, но, надо сказать, закрывают глаза…

— Кроме Рамюэля, ночевал также танцор Зебио, как вы называете его… любопытный малый, правда? Жгучий стройный брюнет, такой аргентинец, что уж дальше некуда. На афишах с его портретом, развешанных в дансинге, он носит имя Эвзебио Фуальдес… А в его документах значится, что он уроженец Лилля и настоящее имя сего южноамериканца Эдгар Фагоне. Вчера в дансинге устраивался ужин с танцами в честь известного киноактера. Зебио пробыл там до половины четвертого утра… По-видимому, он так беден, что предпочитает переночевать в подвале отеля, чем потратиться на такси. Проспер Донж остановился у газового фонаря и стоял там, весь красный, с тревогой глядя на своего спутника.

— Вы что? — спросил Мегрэ.

— Я уже дома… Мне…

Из-под входной двери маленького домика, сложенного из тесаного камня, пробивалась полоска света.

— Я очень побеспокою вас, если на минутку зайду к вам?

Мегрэ мог бы поклясться, что у этого рослого вялого человека задрожали колени, что у него перехватило дыхание и закружилась голова. Наконец он пробормотал с трудом:

— Как вам угодно…

Он достал из кармана ключ и отпер дверь, ввел велосипед в коридор и машинально, как, должно быть, всегда это делал, крикнул:

— Это я!

В конце коридора была застекленная дверь в кухню, где горел свет. Донж вошел.

— Позволь тебе представить…

Шарлотта сидела перед кухонной плитой; засунув ноги в духовку и откинувшись на спинку стула, она подшивала комбинацию из розового шелка.

Увидев постороннего, она смутилась, вытащила ноги из духовки и нащупала под стулом свои шлепанцы.

— Ах, ты не один!.. Прошу у гостя извинения… На столе стояла недопитая чашка кофе и тарелочка, на которой остались лишь крошки пирожного.

— Входите, пожалуйста… Присядьте… Проспер так редко приводит гостей.

В кухне было тепло. Из приемника, превосходного, новенького приемника, лилась музыка. Шарлотта была в халате, в чулках, завернутых валиком под коленками.

— Как? Комиссар? Что случилось? — встревожилась она, когда Проспер Донж представил ей Мегрэ.

— Не беспокойтесь, мадам. Ничего не случилось. Просто мне пришлось сегодня поработать в «Мажестике», и я познакомился с вашим мужем…

При слове «муж» она посмотрела на Проспера и засмеялась.

— Это он вам сказал, что мы женаты?

— Я так подумал…

— Да нет!.. Присядьте, пожалуйста. Просто мы живем вместе… Думается, мы с ним больше всего друзья-приятели… Верно, Проспер?.. Мы ведь сто лет друг друга знаем… Заметьте, если бы я захотела, он бы женился на мне… А я, наоборот, все говорю ему: зачем? Что от этого изменится?.. Ведь нашим знакомым известно, что я была танцовщицей, потом плясала с посетителями в кабаре на Лазурном берегу… А вот теперь растолстела, расплылась, и приходится мне работать при туалете в ночном ресторане на улице Фонтен… Слушай, Проспер, ты заплатил за приемник?

— Ну конечно…

Диктор объявил, что будет передаваться беседа по вопросам сельского хозяйства, и Шарлотта выключила приемник, потом, заметив, что халат у нее распахнулся, заколола его английской булавкой. На плите тушилось немудреное рагу. Шарлотта задумалась — не накрыть ли на стол? А Проспер Донж не знал, что делать, как держать себя.

— Может быть, перейдем в гостиную? — сказал он.

— Ты забыл, что там не топлено. Вы замерзнете! Если вам нужно поговорить с глазу на глаз, я могу уйти в спальню, кстати, оденусь там. Надо вам сказать, господин комиссар, что мы с Проспером будто в прятки играем: я вернусь с работы — ему надо уходить; а когда он возвращается — мне уже пора собираться. Едва успеваем вместе поесть. Даже выходные дни у нас почти никогда не совпадают, так что, когда он свободен, ему самому приходится стряпать для себя… Не хотите ли выпить стаканчик? Ты уж тут угощай, Проспер, а я пойду…

Мегрэ живо возразил:

— Нет, нет, мадам… Останьтесь, пожалуйста… Я сейчас ухожу… Представьте себе, нынче утром в отеле «Мажестик» совершено преступление… Я хотел получить у вашего друга кое-какие сведения, поскольку это произошло в подвале и в такое время, когда он был там почти что один.

Было нелегко продолжать эту жестокую игру — слишком уж мучительную тревогу выражало лицо Проспера Донжа, напоминавшего не то рыбу, пойманную на крючок, не то испуганного барана. Он старался держаться спокойно, и это ему почти удавалось. Но ценой каких внутренних терзаний!..

Шарлотта, ничего не подозревая, спокойно наливала коньяк в рюмки с золотым ободком.

— Кого же убили? Кого-нибудь из служащих? — спросила она удивленно, но без особого волнения.

— Преступление произошло в подвале, но убитый вовсе не из служащих… Очень темное дело. Представьте себе, убили клиентку отеля, богачку, остановившуюся в «Мажестике» с мужем, сыном, его бонной и гувернанткой… Занимали они роскошный номер, за который платили больше чем тысячу франков в сутки… И вот сегодня в шесть часов утра ее нашли удушенной, и не в ее апартаментах, а в подвале, в раздевальне. По всей вероятности, преступление совершено именно там… Зачем эта женщина пришла в подвал?.. Кто мог завлечь ее туда и каким образом?.. Да еще в такой час, когда обычно особы ее положения спят глубоким сном…

У Шарлотты на мгновение чуть сдвинулись брови, как будто ей пришла в голову какая-то мысль, которую она тотчас отогнала. Она бросила быстрый взгляд на Проспера, гревшего руки над плитой. Руки у него были очень белые, толстые пальцы поросли рыжими волосками.

Мегрэ безжалостно продолжал свой рассказ:

— Нелегко будет установить, зачем эта миссис Кларк явилась в подвал…

Мегрэ затаил дыхание, стараясь не шевелиться и по видимости рассматривал узор на клеенке, покрывавшей стол. Стояла такая мертвая тишина, что упади иголка, и то было бы слышно.

Казалось, Мегрэ хотел дать Шарлотте время справиться с волнением. Она оцепенела. Из ее полуоткрывшихся губ не вырвалось ни одного звука. Наконец Мегрэ расслышал что-то вроде глухого стона:

— А-ах! Что поделаешь!.. Это его ремесло! Это его долг…

— И вот я хочу спросить, не знали ли вы ее?..

— Я?..

— Не под именем миссис Кларк, которое она носит недавно, около шести лет, а под именем Эмильены или, скорее, Мими… Она служила танцовщицей при ресторане в Каннах в то время, когда…

Бедная толстуха Шарлотта! Как плохо она играла комедию. Как неумело она устремила глаза на потолок, словно старалась что-то вспомнить. Какие она сделала наивные, слишком наивные глаза!

— Эмильена?.. Мими?.. Нет, что-то не помню… Вы уверены, что она была в Каннах?..

— Да, в ресторане, который назывался тогда «Прекрасная звезда», как раз за набережной Круазет…