Я их напоил, они уснули. А мне что-то уже не спалось, разгулялся. И я поднялся на палубу.

Ночь была темная. Никакой луны. Пароход молча стоял у темного причала. Оттуда слышались какие-то приглушенные звуки. Но я обратил внимание вовсе не на них. А на темную фигуру, прижавшуюся к углу надстройки.

Это была тетя Геля. Меня она не услышала, потому что я был босиком – торопился на жалобный вой близнецов и не успел обуться. И смотрела она вовсе не в темное небо, где в одном месте желтым тусклым пятнышком угадывалась за облаками луна. Смотрела она, осторожно высунув из-за угла голову, в сторону причала. Там слышались приглушенные голоса, иногда шаги, а один раз мелькнул огонек сигареты, и кто-то сердито зашипел: «А ну загаси, дурак! Заметят».

Я зачем-то присел за скамейкой с пожарными ведрами и продолжил наблюдение, хотя ничего интересного в том, что происходит, не видел. Пароход часто останавливался ночами у темных причалов, на него что-то грузили, всякие припасы, что-то делали и старались при этом не шуметь, чтобы не беспокоить пассажиров. А то, что кто-то кому-то запретил курить, меня тоже не удивило. Ведь почти на каждом причале висели громадные знаки: «Курить запрещается!» Заметят курящего – оштрафуют.

Меня больше интересовало странное поведение тети Гели. Зачем она пряталась? Почему она не наслаждалась созерцанием невидимой луны, а наблюдала за какими-то чужими людьми. Да еще тайком. Да, видно, и не в первый раз.

Тут мигнули на берегу огоньки машины, и тетя Геля что-то быстро выхватила из своей «размахайки» и водрузила себе на лоб. Тут на секунду выскочила луна, и я разглядел, что это какие-то странные, выпуклые очки на широком ремешке. Как у Ихтиандра.

Машина тихо постояла и так же тихо уехала. Тетя Геля сняла очки и что-то записала на клочке бумаги. В это время с причала по сходням поднялись на палубу два человека и быстрыми шагами исчезли в люках.

Тетя Геля убрала в свою «размахайку» записку и ручку и направилась к пассажирским каютам. Я обогнал ее по другому борту и встретил у дверей.

– Что? – встревоженно спросила она. – Проснулись?

– Ага, – притворно потягиваясь и зевая, сказал я. – Пить захотели. Уже опять спят, не беспокойтесь.

– Спасибо, Том. Если бы ты знал, как нынче хороша луна!

Еще бы, подумал я, очень хороша. Только маловата, совсем ее не видно.

Я попрощался с тетей Гелей, а по ее лицу было заметно, что она чем-то довольна. Только не луной, это точно.

И в душе моей опять появились неясные подозрения. А на другой день они окрепли. И вот почему.

Во время завтрака тетя Геля, усиленно напичкав близнецов жирами, белками и углеводами, потащила их в игротеку. Там было полно всяких игровых автоматов, и она рассчитывала, что хоть часок поживет спокойно. Потому что оторвать близнецов от них было невозможно. И когда они занимались этим делом, весь пароход вздыхал с облегчением. И ничего на нем не случалось.

Правда, тетя Геля не очень часто прибегала к помощи автоматов, потому что близнецы всем играм предпочитали сражение с «одноруким бандитом». Им очень нравилось выигрывать деньги. То есть проигрывать, потому что они не выиграли еще ни разу.

Когда они ушли, Алешка вдруг исчез под столом и тут же появился снова, держа в руках сложенный в несколько раз лист писчей бумаги.

– Кажется, тетя Ланч обронила, – сказал он мне, разворачивая бумагу.

Я забрал у него листок. На одной стороне его были написаны в столбик всякие фамилии, а против них стояли всякие пометки. Крестики, галочки, вопросительные знаки.

– Интересно, – пробормотал я. – Доедай скорей, пойдем в каюту. Будем разбираться: что-то тут опять подозрительное намечается.

– Тут все, – Алешка обвел вилкой кают-компанию, наверное, имея в виду весь пароход, – тут, Дим, все подозрительное.

Он допил сок, и мы ушли в свою каюту. Я положил листок на столик, и мы склонились над ним задумчивыми головами.

Это был какой-то список. И мы почти сразу догадались – какой. Потому что первой в нем значилась фамилия нашего капитана. Причем подчеркнутая два раза.

– А вот и мы, – ткнул Алешка пальцем. – Смотри!

В самом деле – в середине списка стояли наши фамилии с инициалами. Против них – вопросительные знаки. А сами фамилии вычеркнуты.

– Вот еще! – возмутился Алешка. Но сразу смирился, когда увидел еще несколько зачеркнутых имен. Среди них: Анны Сергеевны, Дамы с пальчиком, дяди Вовы с бутылкой и еще какие-то.

– Значит, – сказал я задумчиво, – это список экипажа и пассажиров парохода.

– А значки все эти зачем? – удивился Алешка. – И зачеркивания. Может, нас высадить хотят?

– Кто? Тетя Ланч? Скажешь тоже…

– Дим, а на обороте что? Посмотри.

А на обороте было еще загадочнее.

Там было написано:

«г. Калязин. 1 ч. а-на «УАЗ» – 62-12, 2 к. роб., 1 гол-ка и 2 к. пист.

г. Углич. 2 ч. а-на «Газель» – 34-38, 2 к. кук. и 2 к. пист.».

Прочитав эту тарабарщину, мы разом подняли головы и посмотрели друг на друга. С изумле-нием. – Шифровка, – сказал Алешка. – От Юстаса в Центр. Давай думай поскорее!

– А чего тут думать? – решился я. – Нужно все это на всякий случай переписать, а листок вернуть тете Ланч…

– И следить за ней. Что-то она мне не нра-вится.

Мы тщательно перекатали весь текст в Алешкин блокнот и постучались в соседнюю каюту.

– О! – обрадовалась тетя Ланч. – Том и Гек! Заходите.

– Тетя Геля, – вежливо сказал я, подавая ей листок. – Это не вы потеряли?

Она схватила листок, как голодная собака кость.

– Ой, спасибо! Где вы его нашли?

– Под столом, – ответил Алешка. – В са-лоне.

– Ой, какая я растеряха! – сокрушалась, вся сияя, тетя Ланч. И вдруг спохватилась: – А вы его прочитали, да?

– Вот еще! – возмутился Алешка. – Мы чужие письма не читаем.

И свои тоже, подумал я, потому что нам никто не пишет.

– Молодцы! – похвалила нас тетя Ланч. – Сбегайте тогда за моими разбойниками. Они, наверное, уже все деньги просадили.

Какая тут логика? Раз молодцы, так еще что-нибудь сделайте, да?

Но мы не стали отказываться и притащили Женьку с Тедькой, которые уже начали занимать деньги у пассажиров.

А потом вышли с Алешкой на палубу, осмотрели окрестности – не подслушивают ли нас? – покачали головами, и я сказал:

– Подозрительно.

А Лешка добавил:

– Очень!

На очередное подозрение, самое подозрительное и ужасное, нас невольно навела тетя Ланч уже на следующее утро.