– Как же ты выдержал? – спрашивает она. Вот черт. Не хватало, чтобы она меня жалеть начала.

Смеюсь.

– Как обычно. С трудом.

Она только качает головой.

– Иногда я чувствую себя очень глупой. Столько ненужной жестокости. Не могу понять, неужели нельзя без этого обойтись? Вы, наверное, друг другу таким образом мужественность демонстрируете, да?

– Прости, но ты говоришь глупости.

И удивленная улыбка в ответ.

– Ты очень изменился.

– Только бы тебе эти изменения не мешали, – отвечаю я и прикидываю, что она подумает, если узнает хотя бы о сотой доле моих приключений. На мгновение я снова представляю себя там, внизу. В пилотском отсеке флаера, дергающегося от порывов штормового ветра. Запах крови и смерти щекочет нос. Месиво танцующих на полу мертвых тел. Удивленные глаза мальчишки-офицера, рассматривающие кончик ножа, торчащего у него из груди. Бородачи, вцепившиеся в страховочные сетки по бортам, блюющие себе под ноги, не в силах разжать пальцы. Ощущение леденящего ужаса от того, что я сотворил собственными руками. Покаянная скороговорка Триста двадцатого внутри. Я встряхиваюсь, отгоняя неприятное видение.

– Что-то не так?

– Все хорошо, – вру я. – Скоро придем. Вот в этот лифт, и мы на месте.

Слава Богу, я быстро нахожу Кена среди переплетений трубопроводов и силовых щитов. По запаху сивухи. Сгорбленная спина. Волосы лезут из-под кепи спутанными сосульками. Замасленный комбез. Стоптанные одноразовые рабочие башмаки, которые он, как всегда, носит не снимая по многу дней. Рядом с разобранным кожухом какого-то механизма, из которого торчат перемигивающиеся световоды, стоит мягкий прозрачный стакан и большая фляга. Кусок недоеденного пищевого брикета из армейского полевого рациона валяется тут же. Те же неспешные и удивительно плавные движения, что поразили меня там, в Восьмом ангаре. Кен, не глядя, ухватывает жало универсального диагноста. Сует голову под кожух. Тоненький прорезиненный кабель змеится за его рукой. Пятница, как всегда, охраняет тылы. Я встречаюсь с ним взглядом и киваю в ответ на молчаливый вопрос. Большущая крыса-мутант, размером с небольшую собаку, важно садится на задние лапы.

Я смотрю ей в глаза.

– Ну, что, явился, чувак? Кто это с тобой?

– Свои. Как Кен?

– Чего ему будет. Нормально.

– А сам?

– Кормят сносно. Жить можно. И тепло.

– О Господи! – сдавленно произносит Мишель, вцепляясь мне в локоть и прерывая наш молчаливый диалог. – Что это?

Я успокаивающе глажу ее по руке.

– Не бойся. Это друг.

– Кого там принесло, Пятница? – бурчит Кен, снова влезая в блестящее нутро по локоть.

– Кто-кто. Свои, старый ты алкоголик, – и, улыбаясь, наблюдаю, как Кен молниеносно разворачивается к нам. Облако перегара накрывает нас не хуже боевого отравляющего вещества. Быстрый взгляд, молниеносная оценка ситуации. Кен все тот же. Смертельно опасный хищник, пофигист и неисправимый пьяница. Все в одном букете. У меня слезятся глаза. Невольно смаргиваю. Бедная Мишель.

– Вот черт! – говорит он, и мы крепко обнимаемся. – Ожил, значит? А говорили, накрылся…

– Это Мишель. Она меня вытащила, – церемонно представляю я свою спутницу.

Как ни удивительно, Мишель не морщит нос, хотя я и представляю, каково ей. И чувства брезгливости в ней нет, как я боялся. Когда Кен рядом, даже у привычных ко всему технарей физиономии перекашивает. Не то, что у таких рафинированных дамочек. Она смело подает Кену руку.

– Очень приятно, Кен, – улыбка ее способна расплавить все предохранители в ближайших окрестностях.

– И мне, мэм, – серьезно говорит старый выпивоха, откровенно разглядывая ее прищуренными глазами.

– Для вас – просто Мишель.

– Заметано, – кивает он. – Вот незадача. Стакан у меня один.

– Ничего, мы по очереди, – смеется она.

– Эх, чувак, вот во всем тебе везет. Это ж надо, такую мамзель оторвал! – восхищенно щелкает пальцами Кен. – Пробуйте, Мишель. Такой выпивки вам нигде не нальют. Собственное производство.

И подает ей стаканчик с мутной жидкостью. Мишель растерянно оглядывается на меня. Я киваю утвердительно. Она набирает воздуха и делает отчаянный глоток. Открыв рот, судорожно пытается вдохнуть.

– Хороша водица? – улыбается Кен. Протягивает тот самый недоеденный пищевой брикет. Мишель, не глядя, отхватывает здоровенный кусок и яростно жует. Щеки ее рдеют румянцем.

– Теперь ты, везунчик.

Жидкий огонь вливается в меня. С хрипом протолкнув в себя воздух, я, так же как и Мишель, закусываю, не чувствуя вкуса.

– Эх, молодежь, – насмешливо улыбается Кен. Выпивает залпом. Нюхает рукав вместо закуски. – За тебя, везунчик.

Потом я даю вежливо ожидающему Пятнице кусочек мяса, что захватил с собой в баре. Крыс с достоинством разворачивает подарок, берет его передними лапами и аккуратно сгрызает к восторгу Мишель.

– Он не заразный? – спрашивает она.

– Что вы, Мишель. Он моется чаще, чем я.

– Можно, я его тоже угощу?

– Запросто, – и тычет пальцем в баронессу: – Пятница, это – друг.

Крыс внимательно смотрит на Мишель. Та отщипывает кусочек от брикета. Протягивает. Пятница вновь поднимается на задние лапы. Берет кусочек из ее ладони. Продолжая сидеть по-человечески, аккуратно заталкивает вкусность в пасть.

– Просто как человек! – не может поверить Мишель.

– Он только говорить не умеет. А так – член команды. Вечером ему на вахту. Дежурит на камбузе. Непрошенных гостей гоняет.

– Гостей?

– Таких же, как он. С хвостами, – поясняет Кен. – Еще по стаканчику, мэм?

– А что, – храбрится моя спасительница, – Можно.

И мы снова пьем то ли серную кислоту, то ли горючее для ракет, если судить по вкусу. Чего я никак не пойму, так это почему чертова огненная вода до сих пор фляжку и стакан насквозь не проела. Скоро и я, и Мишель с непривычки становимся красными. Языки наши заплетаются, когда мы пытаемся рассказать что-то смешное, перебивая друг друга и не замечая этого. А Кену ничего. Свеж, как огурчик. Улыбается, на нас глядючи. Подмигивает весело. И как ему удается эту ядерную смесь переваривать?

– Произвожу фильтрацию крови. Удаление из организма вредных химических веществ, – ворчливый голос Триста двадцатого звучит внутри, когда мы втроем, смеясь, топаем навестить техников в моем ангаре. Пятница важно шествует в арьергарде. Встречные оглядываются нам вслед. Кен во весь голос рассказывает, как познакомился со мной в Восьмом. Как я брызгал на палубу своей кровью и грыз нападавших крыс зубами. Отчего-то дикая эта картина веселит нас неимоверно. И мы хохочем, вызывая неодобрительные и внимательные взгляды охраны.