Кому-то повезло! Вычла свой возраст. Осталось немного, прикинула — ничего страшного. У них недавно девочка в тринадцать лет родила. Перевели в дом малютки, теперь там живёт, работает и за ребёнком ухаживает. Ответила:

— Так… ничего. О! Вспомнила! — решила хоть чем-то завлечь сотрудника. Провела рукой по волосам, приподнимая чёлку вверх, посмотрела на потолок, солгала: — На днях Тимур придёт. Он цепочки приносит на продажу. Я вам его притащу как миленького…

— Нет-нет, постой. Так делать не надо! — заволновался Антон, встал со своего места и пересел к ней на соседний стул. Положил руку на металлическую спинку.

Алла почувствовала лопатками крепкий охват и запах приятного мужского одеколона. Кажется клюнул! Решила продолжать:

— А как же? Вы же его не знаете!

Антон улыбнулся:

— Давай ты не будешь больше никого ко мне таскать. Понимаешь, преступники разные бывают. Один пойдёт. А у другого — нож в кармане.

Пырнёт тебя — что я без такой помощницы делать буду? — он дружески обнял её за плечо, прижал к себе.

Получилось! Алла постаралась расслабиться, но не смогла — нахлынули новые ощущения. Он обнял её: «милая». Значит, она ему нравится. Почувствовала, как внутри нарастает что-то бурлящее. Незнакомая дрожь поднимается снизу вверх по телу. Сердце застучало так сильно, что готово было выскочить. Подумала, что сейчас он скажет ей что-то очень важное. Зажмурилась — но только чтобы не расставаться… только не расставаться.… Снова посмотрела на сотрудника — надо что-то придумать, ну же, пока не попрощались…

Заботкин почувствовал, как девочка вздрогнула и вся сжалась. Видел, как скосила на него взгляд, по-детски возмутилась:

— Как же тогда, Антон Борисович? Вы же сами говорили! Страна в опасности! Я хочу вам помогать, обещали бороться вместе, — голос её постепенно затихал, умолкая, и уже, едва слышно совсем обессилено прошептала: — Я… вас… видеть хочу…

Вырвалось непроизвольно, отчего даже испугалась. Склонилась вперед, почувствовала, как что-то ударило изнутри жаркое удушливое. Она уже не могла это сдерживать. Закрыла ладошками лицо и уже через них лепетала скороговоркой:

— Я всё думала, пройдёт, ну тогда как в первый раз вас увидела, какой вы умный, сильный и красивый… такой смелый.… С преступниками боретесь, не боитесь этих гадов! Я ведь потом приходила сюда не раз… смотрела… думала — встречу как бы случайно… С женой вас видела. Она такая красивая… — неожиданно Алла убрала руки и посмотрела в упор с неосознанной надеждой: — А дети у вас есть?

— Дети?.. — Антон вздрогнул. Стало неловко — Есть… два сына.

Вспомнил, что совсем ими не занимается, точно они и не его, приходит поздно — ребят видит только спящими. Но, всё же, они есть! Как-то попал на родительское собрание, узнал от учителей о плохом поведении — баловались на переменах.

Педагог хмурился, а он слушал и улыбался — на сердце истома, в душе — безмятежное томление. Чувствовал, что они есть, его кровинушка. Есть!

Родные его сыновья…

И от осознания собственной полноценности ощутил стыд перед девочкой из интерната. Почувствовал, как она ютится к нему под крыло, прижимается, хочет согреться. В душе возникло отвращение к себе, что отказывает ей в чём-то очень необходимом, значимом. Словно место, куда она пробиралась уже больше года так трудно и мучительно долго, оказалось занято — он легко передал билет на него кому-то другому.

— Маленькие? — спросила она, успокаиваясь, в глазах блеснула надежда.

— Олегу — девять, Илье — пять.

— Уже большие… — произнесла Алла огорчённо.

И от услышанной в голосе девочки детской грусти, сохранившегося ощущения горячего прижатого плеча, Антон снова почувствовал необъяснимое далёкое разочарование. Вспомнил мать, своё обещание — «я никогда не буду таким…». Возник страх что-то упустить, но уже зависящее от него самого. Через силу улыбнулся, погладил Аллу по голове, постарался сказать весело:

— Давай ты будешь моим доверенным лицом!

Она резко задышала, глаза засветились, почувствовала, что расставания не будет:

— Это как? Вы будете мне всё доверять? Рассказывать свои тайны, да?

Заботкин весело усмехнулся:

— Рассказывать будешь ты… — и, видя, как Алла сосредоточилась и умолкла, продолжил: — Раз уж мы с тобой решили по-настоящему бороться с преступностью, надо это делать скрытно. Чтобы никто не знал, кроме нас с тобой. Ведь бандиты беспредельничают втихаря! У меня есть пистолет и погоны. А ты совсем беззащитна…

— Ну да? — прервала Алла, вскинула запястье с браслетом: — Я им…

Антон улыбнулся и осторожно взял руку девочки, положил ей на колено. Ласково накрыл своей ладонью. Почувствовал теплоту и шершавость её кожи, маленькие выпирающие косточки. Доверительно продолжил:

— У преступников везде есть уши и глаза. Будешь звонить мне по телефону, а если пойдёшь сюда, то придумай причину — вдруг кто спросит! Тебе сколько лет?

— В ноябре — шестнадцать! — Алла вспыхнула, повела плечами, и Антон тут же вспомнил, что продолжает держать её ладонь. Убрал руку.

— Ну, вот пока говори, что идёшь по поводу паспорта, а сама ко мне на этаж! Потом что-нибудь ещё придумаем. Договорились?

— Да!

Антон подумал, что дело «доверенного лица» оформлять пока нельзя, можно предварительно послать запросы. Вот после дня рождения — пожалуйста.

Как правило, агентурный аппарат работал плохо. Состоял из ранее судимых лиц, переданных на связь от предыдущего оперативника, ушедшего на повышение или на гражданку. Назначенные встречи агенты пропускали, пьянствовали, редко приносили ценную информацию. Списывать их не разрешали — только взамен вновь приобретаемых. Количество негласных помощников контролировалось строго! Для плана висели «мёртвые души» из года в год. Часто оперативники оформляли на них сведения, получаемые личным сыском — чтобы начальство было довольно. Но поскольку было агентов больше десятка, да ещё доверенные лица о некоторых забывали вовсе.

Вспоминали только, когда из главка приезжала проверка — выяснялось, что агент в тюрьме или давно умер, а по бумагам в деле сотрудника — активно работает и даже получает премии. Проводили служебную проверку — объявляли взыскание,