в их цивилизации. До русской революции было сосуществование двух миров. В одном частная собственность, индивид, классы и меновая стоимость стали самостоятельными; в другом человек всё ещё был целью производства, а прогресс ещё только должен был прийти. Как могли объединиться эти два человечества? – одно, проходящее через ад классового общества, а другое всё ещё находящееся в рамках своей общинности. Маркс задавал этот вопрос в 1858-м и всё ещё не имел на него ответа:

"Трудный вопрос заключается для нас в следующем: на континенте революция близка и примет сразу же социалистический характер. Но не будет ли она неизбежно подавлена в этом маленьком уголке, поскольку на неизмеримо большем пространстве буржуазное общество проделывает еще восходящее движение?"32

Он всё ещё считал, что все народы должны пройти через буржуазную и капиталистическую стадию. Он не думал о возможности скачка. Именно во время изучения России он обнаружил, благодаря русским революционерам, решение, которое должно было повлиять на необходимое и жизненно важное обобщение нашей общей судьбы, подразумевающее также примирение людей на разных стадиях их развития, которое вовсе не должно было быть аксиоматическим.

Он мог понять проблему революции в России, потому что он уже размышлял над вопросом общины. Он столкнулся с ним на основе классового подхода, потому что, хотя на Западе во времена Маркса и оставались живые осколки общин (около Трира в Германии, на Корсике и в Испании), это исследование не должно было основываться на них. А это центральный вопрос коммунизма, Маркс уже говорил об этом в работе «К критике Гегелевой философии права», где он утверждал, что истинным преодолением государства может быть только общность (Gemeinwesen), что чётко прозвучало также в работе «К еврейскому вопросу». В Рукописях 1844-го, он писал, что общность нельзя противопоставлять индивиду, а в статье против Короля Пруссии и социальной реформы Руге, он писал, что человеческое бытие является истинным Gemeinwesen человека33. Однако, возможно самое замечательное указание на Gemeinwesen34 и коммунизм, при котором индивиды являются социальными людьми, а их человеческое бытие – это их Gemeinwesen находится в комментариях к книге Джеймса Милля (1844). Маркс не был бы способен признать революцию против государства в Парижской Коммуне 1871-го, которая реализовала очертания Gemeinwesen-человеческого бытия, если бы она не стала теоретическим преодолением, связанным с пробуждением пролетариата, класса, который должен упразднить все классы на исторической сцене. Это также объясняет, почему Энгельс говорил, что коммуну следует переводить старым немецким словом Gemeinwesen. Наконец мы должны настаивать на том факте, что коммунизм нельзя определять как анархию по Марксу; подобно тому как "атеизм является окончательным признанием теизма, негативным признанием Бога", анархия является негативным признанием государства, последней стадией государства.

Однако анализ Gemeinwesen обрёл гораздо большую глубину в 1850-х, когда Маркс пытался осуществить работу над движением меновой стоимости и её преобразованием в капитал. Здесь ключевыми текстами были Urtext и часть Grundrisse под названием Формы предшествующие капиталистическому производству:

"Если свободный труд и обмен этого свободного труда на деньги с целью воспроизведения этих денег и увеличения их стоимости, т. е. с той целью, чтобы свободный труд был использован деньгами в качестве потребительной стоимости не для личного потребления, а в качестве потребительной стоимости для денег, – если все это является предпосылкой наемного труда и одним из исторических условий капитала, то другой предпосылкой является здесь отделение свободного труда от объективных условий его осуществления – от средства труда и материала труда. Следовательно, прежде всего – · отделение работника от земли как его природной лаборатории и в силу этого разложение как мелкой свободной земельной собственности, так и общей земельной собственности, так и общей земельной собственности, (gemeinschaftlichen) покоящейся на восточной общине (Kommune)".35

Здесь становится ясно, что изучению подлежит деятельность человека с момента его отчуждения от природы, причём надо понимать, как эта деятельность становится внешней, автономной, превращаясь в угнетающую силу, разъедающую общность. Тогда философия, политика и религия предстают как толкования глубокого феномена: экспроприации человека. Так же, отталкиваясь от этого анализа, можно избавиться от жёсткости и ограниченности формулы Коммунистического Манифеста, что "История общества является историей классовой борьбы", формула, которую не упраздняет даже примечание Энгельса. Жёсткую схему 1859-го следует корректировать поздними работами Маркса. Классы могут развиваться только с уничтожением общности. Они подавляются в той мере, в какой существует общность. Без классового общества может быть разделение труда. Кастовое общество выражает лишь неспособность данного общества породить классы, что вовсе не означает, что класс был необходимостью, и что каста была его предшественником. Это два вида человеческие организации в двух очень различных социальных формах.

Мы можем, как это сделал Маркс, провести следующую периодизацию, принимая в расчёт движение стоимости и её предпосылки. Первичная формация, включавшая все формы, при которых общинная собственность на землю была основой общества, его фундаментом. То, что называют примитивным коммунизмом, является очень старой первой формой, которая возможно была продуктом эволюции человека от стадии Australanthropos (свыше миллиона лет назад) к Homo sapiens. Это подразумевает идею биологической эволюции, параллельной социально-технической эволюции. Так примитивный коммунизм был поведением человеческого вида, когда существовал непосредственный союз между компонентами общины и их естественным окружением. Это социальная форма, при которой движение стоимости только должно начаться, при которой разделение труда, труд, система обмена (состоящая из серии взаимных даров, более или менее дифференцированных и т.о. гарантирующих обращение продуктов и мешающих процессу, ведущему к неравенству), являются всё ещё нефрагментированной тотальностью. В частности, как говорил Маркс, индивид ещё не был работником.

Позже движение меновой стоимости прививается к предыдущим структурам и автономизируется. Отсюда мы получаем формы, которые Маркс называл азиатскими, потому что он обнаружил их, или, по крайней мере, их признаки, на этом огромном континенте36. В «Формах предшествующих капиталистическому производству» он отмечает, что:

"Раз люди, в конце концов, становятся оседлыми, то уже от различных внешних (климатических, географических, физических и т. д.) условий, а также от природных задатков людей (от их племенного характера) будет зависеть, в какой степени эта первоначальная общность (Gemeinschaft) будет".37

Очень важно, что Маркс говорил об азиатских формах, а не об азиатской форме. Можно предпринять изучение коммунитарных форм всё ещё существующих в Африке, обладающих определённым сходством с азиатскими формами, на данной основе. Это бы также показало их оригинальный характер, т.о. завершая труд Маркса, который не предпринимал работы над Африкой, кроме нескольких записей об Алжире, сделанных в 1882-м. Как бы то ни было, здесь для нас важно показать, что у наибольшей части