– Ты говоришь о человеческом осознании своей смертности?

– Я говорю о семейных отношениях.

Никодимус фыркнул, и его двойник лукаво улыбнулся.

– Неужели издёвки над смертными делают твою собственную участь терпимее?

– Слегка, – улыбка двойника поблёкла. – Особенно после долгой тренировки в подобного рода глупостях.

Келоидный рубец на спине начал зудеть. Никодимус попытался дотянуться и почесать. Рубец появился в тот день, когда Тайфон, использовав изумруд Арахеста, украл его способность к чарописи. Шрам и изумруд сохранили связь. Сейчас изумрудом владела Вивиан, и Никодимусу пришлось вытатуировать вокруг шрама сеть заклинаний, чтобы пресечь эту связь. Он совершенно не помнил, зачем отдал изумруд сестре.

Никодимус подумал о своих метазаклинаниях, о государствах Лиги, богатых на божества и культы. Оставь он самоцвет себе, его магическая грамматика была бы безупречной, избавляя его от ошибок, а следовательно, и от творчества, потребного для составления метазаклинаний.

Эта мысль всколыхнула память о последней встрече с сестрой в Авиле и об их холодном прощании.

Умирающий бог вздрогнул. Никодимус вернулся в настоящее и увидел, как его двойник вытаскивает изо рта выпавший коренной зуб, тут же превратившийся в обрывки предложений. Аура бога тускнела, он сказал:

– Я реинкарнировал через день, после того как ты произнёс метазаклинание. Пока мы делили одно тело, наши мысли были общими. Но когда ты спал, у меня родилось несколько собственных идей. Я пришёл к выводу, что божества – это сны смертных. За миг до пробуждения трудно понять, кто более реален, сон или сновидец. Зато после… – он умолк, поднял руку и поморщился, когда кожа двух пальцев истаяла в корявых малиновых строчках.

– Чем были бы смертные без снов?

– Хороший вопрос, – одобрил умирающий бог. – Вскоре одна империя может получить на него ответ. Впрочем, сейчас не время рассуждать о политике. Я не планировал распадаться этой ночью, надеялся протянуть ещё несколько дней, однако я сделал два открытия, о которых ты должен знать. Первое касается Речного Вора, неодемона, за которым вы охотитесь. Пока мы тут беседуем, демонопоклонники грабят вашу вторую лодку.

Ругнувшись, Никодимус кинулся к выходу из палатки.

– Погоди, – окликнул его умирающий бог, чьи руки уже исчезли. – Поскольку я твой покровитель, то обязан сообщить тебе… С Леандрой что-то не так.

– Что именно? – Сердце Никодимуса ёкнуло.

– Она изменилась. Вроде бы вошла в контакт с божеством… его истинная природа мне неизвестна, но когда я пробую разведать больше, наталкиваюсь на одну-единственную её мысль, вернее сказать, могучую веру.

– И?

– Тебе это не понравится.

– Мне уже не нравится.

Двойник медленно лёг на спину. Его талия расплылась в колышущуюся красную опухоль.

– Меньше часа назад Леандра была совершенно убеждена, что… – Лицо бога перекосилось от боли, блёклая серебряная аура мигнула.

Никодимус понял, что происходит. Новые божества воплощались тогда, когда появлялось достаточное количество людей, молящихся о решении какой-либо проблемы. Ответом на их чаяния являлось то, что называлось ипостасью божества. Её реализация позволяла магическому тексту молитвы стекать по каменному ковчегу к божеству.

Одним из атрибутов умирающего бога была помощь Никодимусу. Рассказав о Леандре, он помог ему, тем самым его тело получило молитвенный текст из ковчегов, разбросанных по всему архипелагу. В то же время другим атрибутом бога было стремление к преумножению количества ошибок в магических текстах. Всплеск текстовой мощи принуждал его какографировать самого себя.

– Так что случилось с Леандрой? – спросил Никодимус.

– Леандра верит… – бог дышал тяжело и прерывисто, – верит, что завтра… завтра она попытается… убить свою мать.

Проговорив это, бог расползся лужей тьмы.

– Проклятье! – зарычал Никодимус. – Опять!

Как можно расследовать ещё не совершённое убийство? И что делать следователю, который вот-вот станет убийцей? Эти вопросы мучили Леандру всю дорогу до острова, прозванного Скважиной.

Плавание по восточным водам залива Стоячих островов требовало недюжинного мастерства. Высокие, тесно стоящие острова затмевали горизонт, скрывали путеводные звёзды. Только местные могли без опаски плавать по этому каменному лабиринту, а дорогу к Скважине Леандра доверяла лишь лучшим своим капитанам.

Теперь, на участке открытой воды в милю длиной, катамаран мог развить приличную скорость, но вскоре матросам придётся зарифить паруса и взяться за вёсла.

Со своего обычного места на центральной палубе Леандра наблюдала за лунной дорожкой, плескавшейся внизу. Из глубокой задумчивости её то и дело вырывал очередной приступ болезни, которую она пробудила, взламывая богозаклинание контрабандиста. Началось с тупой боли в животе. Затем заломило пальцы и запястья. Это ей ещё повезло, что обошлось без сыпи и частых позывов к мочеиспусканию, иначе не избежать бы приёма гидромантского гормона стресса, который не позволял телу покушаться на текстуальные аспекты её существа.

А самое главное, что божественные стороны разума не расширили её восприятие. Это грозило не только потерей рассудка, но и утратой способности дышать. Леандра умоляла своё тело о незаслуженном милосердии. Если божественная и человеческая части её натуры ещё чуть-чуть воздержатся от поединка, можно будет считать, что она легко отделалась.

Затем Леандра поняла, что с богозаклинанием на голове, заранее знала, какими озабоченными, больными, усталыми и раздражёнными будут большинство её «я» через час. «Гори оно всё синим пламенем», – буркнула она себе под нос и глубоко задумалась о пророчестве.

Сомнений, как и прежде, не было. Попытка сбежать грозила скорой смертью всем её близким. В противном случае у Леандры появлялся выбор между собственной смертью и убийством. Вновь заглянуть в отдалённое будущее, взломав богозаклинание, нельзя: множество вероятных собственных «я» неминуемо сведёт её с ума.

Оставалось только расследовать убийство. Итак, кого и почему она могла бы убить? Леандра погладила тонкий кожаный кошель, подвешенный к талии. Иголок и яда, хранившихся в нём, было довольно, чтобы убить кого угодно без шума и грязи.

Всё же когда придёт время, убьёт ли она близкого человека или себя? Трудно сказать. На кону окажется слишком многое, а твёрдости ей было не занимать. В конце концов, её тело пытается убить Леандру уже тридцать три года. Может статься, она решит его опередить. Просто из вредности. Она усмехнулась.

Леандра поймала себя на том, что впадает в мелодраматизм. Дурная привычка. А ведь она не позволяет себе дурных привычек, лишь страсти, поэтому… пора сосредоточиться на расследовании.

Но, ради Бога Богов, как, как?