Застигнутый врасплох, мастер Хаоран лгал не лучше меня – конечно, до того, как я научилась обманывать. Мой разум заработал, фрагменты картины вставали на свои места: Хаоран прибыл с мастером Гангом, возжелал угостить нас вином, а теперь вдруг решил уйти.

– Почему ты пришел сюда? Зачем солгал нам? – спросила я.

Мастер Хаоран напрягся, а затем бросился к двери. Огненные кольца вырвались из руки Ливея, обвивая гостя, как змея.

– Стойте! Пощадите! Я расскажу вам все, что знаю.

Хаоран боролся с языками извивающегося пламени. И все же в воздухе не витала вонь горящей плоти; огонь не обжигал, а просто удерживал беглеца на месте. Я продолжила мягче:

– Скажешь правду – уйдешь отсюда целым и невредимым.

Однако если он замышлял причинить нам вред, то не получит пощады. Хаоран отрывисто кивнул.

– Императрица Фэнцзинь мне не покровитель. Мои вина лучшие в царстве, но эти высокомерные дворцовые управляющие отказываются дать мне шанс. Ее Величество любит вина из османтуса, а я… я хотел добиться ее благосклонности. Мастер Ганг как-то зашел в мою лавку и рассказал мне об османтусовых деревьях на Луне, где каждый цветок идеален. Взамен он просил лишь о небольшой услуге. Она казалась достаточно безобидной, да и все равно принято приносить хозяйке подарок.

– Вино.

Ну зачем я его пила? Мастер Ганг, видимо, что-то в него подмешивал, чтобы усыпить всех нас. Выпей я и прошлой ночью, все бы проспала, даже не подозревая об обмане. Я взглянула на мастера Хаорана. Его кожа была болезненно бледной, и мой гнев рассеялся. Его использовали как ширму: мелкая ложь отвлекала меня, позволяя настоящему злодею беспрепятственно бродить по дому. Уставившись на одно деревце, я не заметила за ним леса.

– Что еще он тебе сказал? – настаивал Ливей.

– Только что ему нужно вернуть нечто свое. Я и не заподозрил какого-то злого умысла.

Во время нашей стычки мастер Ганг сказал то же самое. Тогда я приняла его слова за бахвальство, ложь, призванную оправдать бесчестные действия.

– Кто он? – спросила я.

– Он не говорил, а я не осмелился допытываться. – Мастер Хаоран прикусил нижнюю губу. – В первый раз, когда мы встретились, на нем было нефритовое украшение с изображением солнца. С тех пор я его не видел.

Символ Небесной империи. Ливей медленно вдохнул, а у меня сдавило грудь.

– Больше я ничего не знаю. Клянусь. – Голос мастера Хаорана дрожал.

– Отпусти. Его тоже обманули, – сказала я Ливею.

Когда путы исчезли, мастер Хаоран, дрожа, рухнул на землю, но его взгляд задержался на шелковых свертках, разбросанных по комнате.

– Возьми османтус и уходи, – сказала я ему.

– Спасибо.

Он поклонился нам, затем схватил столько сумок, сколько смог, и без оглядки выбежал из комнаты. Снаружи зашелестел ветер, облако взметнулось в небо. В комнате повисла тишина.

– Многие люди носят такое украшение, – сказал Ливей. – Даже если Ганг был из Небесной империи, это не значит, что он пришел по приказу императора. Моему отцу не нужны такие уловки. Луна подпадает под его власть. Если бы он пожелал, мог бы приказать твоей матери принять мастера Ганга.

Нет, если император хотел, чтобы его интерес оставался в секрете. Но я кивнула, принимая версию принца. У меня не было желания снова выступать против императора.

– Мы должны выяснить побольше, – сказала я. – Может, наставница Даомин знает что-нибудь о лавровом семени?

Наставница Даомин была одной из немногих, кому я доверяла в Нефритовом дворце, кто присматривал за мной, хотя в начале моего обучения этого не чувствовалось. Лишь позже я поняла, что она помогала мне преодолеть сопротивление моей силы. Когда я прониклась к ней уважением, Даомин ответила мне тем же.

– Я спрошу ее, – заверил меня Ливей.

Когда он сунул лавровое семя во внутренний карман рукава, вышитые журавли расправили крылья, словно готовясь к полету. Его одежда была из тончайшей синей парчи, перехваченная на талии серебряным парчовым же поясом. Я подняла взгляд вверх, к гладкой шее, черным волосам, собранным в пучок и скрепленным короной из сапфиров и золота. Как величественно выглядел принц. Как царственно и официально. Во мне проснулось невольное желание одеться тщательнее, уложить волосы, а не просто завязать их в хвост. Здесь не было нужды в нарядах.

– Ты потом пойдешь на прием? – спросила я, хотя знала, как он не любит такие мероприятия. Ливей покачал головой.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты выглядишь… потому что ты так одет, – неуклюже закончила я.

Уголок его рта приподнялся.

– Тебе нравится?

Я встретилась с ним взглядом.

– Тебе идет.

Это была не лесть; он выглядел именно так, как и подобает наследному принцу, но никогда еще неравенство в нашем положении не ощущалось столь явно.

Его сила вспыхнула, корона превратилась в простой серебряный венец, журавли на плаще замерли, прежде чем исчезнуть.

– Ты никогда не умела как следует прятать мысли.

– С тобой – да, – признала я. – Ты не должен был этого делать.

И все же я не могла отрицать, что теперь чувствовала себя с ним более непринужденно.

– Я сам так решил. – Ливей помолчал, убирая выбившуюся прядь волос со лба. – Синъинь, я хотел бы тебе кое-что показать.

Я заметила настойчивость в его голосе.

– Сейчас?

Он взглянул на темнеющие небеса.

– Самое время. Я верну тебя до рассвета.

Его пальцы обхватили мои, и принц вытащил меня из комнаты. Снаружи уже ждало облако. Ветер овевал мое лицо, пока мы поднимались все выше и мой дом не превратился в далекий бледный шар. Мы уже однажды мчались вот так, наши сердца слились воедино, но грянула буря и разметала нас.

Когда наше облако остановилось, я посмотрела вверх, и все мысли вылетели из головы. Перед нами сияли звезды, охватывая всю ширь неба, ослепляя, точно лунный иней.

– Ливей, где мы? – Мое дыхание образовывало облачка в прохладном воздухе.

– На Серебряной реке.

– Звезды, что разделяют божественную ткачиху и ее смертного мужа? – То была известная легенда Царства смертных.

Он кивнул.

– Такой союз противоречит законам нашей империи. Говорили, что богиня бежала в нижний мир, пока ей не приказали вернуться в небеса. Ее муж преодолел большую опасность, чтобы последовать за ней, и после долгих страданий им наконец разрешили воссоединяться раз в год на один день. Седьмой день седьмого лунного месяца, который смертные отмечают как праздник Циси.

В прошлом я была очарована неземной красотой этого мифа. Но когда сама испытала сердечную боль – ощутила жалость к несчастной паре. Постоянно думала о своих родителях и о том, как похожи две истории. Быть может, все подобные союзы обречены на трагедию, ибо какое будущее ждет бога и человека, если их разделяет смерть?

– Почему ты такая грустная, Синъинь? – Ливей наклонился ближе, пока его голова не коснулась моей. – Это просто история.

Рассказ о моем отце люди тоже считали мифом, как и легенду о восхождении моей матери к бессмертию. Возможно, истории, которые тронули нас больше всего, таят в себе кусочек истины.

– А может, она правда случилась? – Я хотела бы ошибиться, чтобы никому не пришлось так страдать: сердца влюбленных были скованы тоской, а души навеки опутаны отчаянием.

Ливей помолчал.

– Когда-то давным-давно? Сейчас тут пустынно; никого нет, кроме нас.

– Может ли любовь стоить таких страданий? Одна ночь за год боли.

Его рука сжала мою, хватка была твердой и сильной.

– Это как посмотреть.

– На что?

– На эту самую ночь, – мягко сказал принц, – которую они так ждали.

Наши плечи соприкоснулись; мы стояли бок о бок, глядя в море бесконечного света. Шелк зашуршал: принц выудил из рукава заколку, переливающуюся всеми оттенками неба, усыпанную прозрачными камнями. Ту, которую он создал для меня, ту, которую я вернула ему после его помолвки с другой. Я посмотрела в его темные глаза, и по моему телу разлилось тепло.

– В прошлый раз я притворился, якобы это подарок в ответ на твой. Струсил, не произнес того,