Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ушла. Митюшу догонять. Ну, молодец, чё! Хорошо слова отрепетировал. Не зря время потратил. Всё чётко. Кратко. Как я привык. Счас лыба сойдёт, всё проанализирую. Разбор полётов, так сказать. Не забыл ли чё. Чтоб не догонять досказывать. Брат, значит. Я так и думал. Там же на вывеске мигающим во всё табло «брат» и написано. Я просто прочитать забыл. Во гадство!
Пятница, наконец-то, пятница! Неправильно живу. От пятницы до пятницы. Рабочая неделя, семинары-лекции. А в выходные всё! Свобода! Сплю, ем, ем, сплю. Белка в колесе с еженедельными двухдневными зимами. Мужика нет? Ау, прынц, ты где потерялся? Да не потерялся я, тетёха! Я все выходные тебя по клубам да театрам поджидаю. В музеях был, в библиотеках караулил. Спишь, что ли? Сплю, ой, сплю-у-у. Надо бы, конечно, это как-то решать. Дать шанс человеку. Выбраться с дивана. Но лень. Та ото ж…
Нет у меня никого. Нет и не будет. «Я тебе никто. И ты мне никто. И никогда не будем.» А это-то причём?! Вообще, голос другой. Без королевского оттенка. Земной такой голос. Запретный. Одноразно-трахательный. Всё, забыли.
— Ир, я тут сказать хотел… В общем, по-дурацки всё вышло. Не хотел я. Само прорвалось. Обоснованно-аффектно. Прости, а?
Мнётся стоит. Вновинку извиняться? Ладно, я добрая. Чего человека мучить? Не будем, так не будем. Ни ты мне, ни я тебе. Гуляй дальше, профессор.
— Ничего страшного, я переживу. Не берите в голову. Вам не о чем беспокоиться.
— Да задолбала ты уже этим «беспокоиться», понятно? Не беспокоюсь я ни капли! Где вас только таких куриц делают?! Тоже мне, принцесса! Прям ночей не сплю — беспокоюсь. Размечталась!
— Вот и ладненько. Тоже, значит, беспокоиться не буду. Шли бы Вы, Серёжа Петрович… семинар вести. Звонок уж отзвенел. Одни мы в дверях застряли.
— Ну, и пошла ты!
— Ну, и иду…
* * *
В деканат бы как-нить днём сгонять. Разведать там, чё как. Реально ли в другую группу податься. Чтоб без Орлова. Пусть даже Семён Евгеньич будет. Не фонтан, конечно, но, всё же, эффект-то не тот. Рикошетный. Не напрямую. Мне ещё тут влюбиться не хватало. Со всеми прелестями и побочками. Итак башня худая, а то, вообще, потечёт. Оно мне надо?!
Настроение хорошее, погода шепчет, да и в деканате с пониманьем отнеслись. Сказали, найдёшь, с кем поменяться, мы не против. Как не найти? Там пол потока — хоть прям счас. К Орлову-то в группу. Лотереей придётся выбрать. От дуры!
Ну, здрасте вам, приехали! Стоят у лестницы два сокола. Один — Орёл, другой — наперсник. Откуда вы на мою голову?! Так же хорошо всё было! Спакуха, только не нагнетай! Я, вообще, ничё не вижу. У меня важный телефон. Разговор с телефоном. Да с Танькой, блин! «Аллё, Таня? А я Федя. Ну, и дура!»
— Танюш, привет! Да просто так звоню. Минутка образовалась. Перерывчик небольшой. Счас лестницу миную, и вздохну свободно. Как ты? Какие планы на выходные?
Пробегаю мимо «парочки», киваю вскользь, мол, здрасте. И заскользила. Ступеньки древние, стёртые. Только что скользить и можно. Чтоб ноги не переломать. Эскалатор типа.
— Шкалик, дура набитая, СТОЙ!!!
— Шкалик-дура-набитая? Не, Тань, это не мне. Да у нас тут всяких шкаликов, как грязи! Погоди минуту.
— Идиотка! Ты что, совсем сдурела?! Тебе жить надоело, или у тебя своих шей десяток: ломай-не хочу?!
— Извините, Сергей Петрович, я больше не буду.
Повернулась к пролёту и дальше скольжу.
— Я тут, Тань! Да мимо просвистело и ага. Чего говоришь? Погоди, у меня автобус подходит. Да мчится на всех парах. Я вечером перезвоню. Пока, лапушка, целую!
— ШКАЛИК!!!???
— Знаете, Сергей Петрович, я там перед Вами извинялась, но это исключительно из уважения к сединам. Не надо злоупотреблять, ладно? Вам чего, вообще, от меня надо-то? Сижу, как мышка, не болтаю, не хамлю, к занятиям готовлюсь, вид делаю, что незнакомы. Отстаньте, а?
— Кто это был?
— Чего???
— По телефону. Кто. Это. Был?
— Подруга.
— Подруга — лапушка и целую?
— Ну, я всех, кто мне дорог, время от времени лапушками зову. И даже целую.
— Меня так тоже звала…
— Вам показалось.
— И чего хотела?
— ???
— Лапушка Дня. Чего ей надо?
— Да так, о своём, о девичьем болтали.
Вынимаю телефон, открываю «звонки», показываю.
— Мне всё равно.
Читает: «Таня».
— И мне до фонаря. Счастливо оставаться!
— Понимаешь, Сёма… Вот ты мне скажи, что это было?! Она что, совсем больная, так по лестницам носиться? До фонаря ей, как же! А расшибётся, кому отвечать?! Кто у нас тут самый ответственный препод поблизости? Почему, спросят, не остановил, почему мозги не вправил? А я вот не знаю, Сёма, что сказать. Понимаешь, вот не знаю…
— И я не знаю, друг. Чего этим бабам надо? Лен, чего бабам надо? Не, мира во всём мире всем надо. А вот вам, бабам? Смотри, как тебе Серёгу отмудохала. На нём же живого места нет. Лица в смысле. Ну, бледное лицо у него, сама глянь!
— Пьяное у него лицо. Это я вижу. Вы чего, профессоры, среди недели квасите? Закусывайте хотя бы. Еды, вон, полон стол!
— Ранимые мы, Ленка, ясно? Трепетные. Интеллигенция, твою мать.
— Сама бы видела, как нельзя по лестницам кататься, не так бы запила!
— Да она б там сразу запила, Сём! Бабы ж, они больше нашего трусихи! Не, ну, все бабы, как бабы, а эта без страха! По лестницам ей, вишь, приспичило! Дункан, итить его, Маклауд!
— Итить чего?
— «Целу-у-ую», блин! Представь, «целу-у-ую»! Откуда мне знать, что это Таня?! Я, вон, тебя, Сёма, ни фига, чёт, не целую! Не имею такой потребности.
— Приятно, блин! И я тебя!
— А ещё, главна, она ж совсем дурная! Вот кто тебя за язык тянет, что это Таня? И про брата, вот кто тебя спрашивал? Стой себе и наслаждайся, как человек на ревность исходит!
— А она?
— Не нас-лаж-дается! Прикинь?
— Правильно, мазохистка! Или как там? Кто она, Серёга?
— Кобра она, Сёма, змея подколодная. Я ж для неё, вообще ничто! Понимаешь, сто раз мимо пройдёт, сто раз поздоровается. А почему?
— И почему?
— Она не пом-нит.
— Давай вот счас ещё раз. Ленка не догнала.
— Не помнит она меня! Что уже встречала не помнит, что здоровалась уже. Как со стенкой, понимаешь? И каждый раз здоровается. Я уже там случайно на каждой перемене прохожу, а она не помнит… Да в жопу своё «здрасте» засунь! У меня стока здоровья нету!