И тут же Атом жалеет о своих словах — не стоит говорить такие страшные вещи другу. Почему он всегда должен быть умным?

— Извини, Блоха. Вот. — Он даёт ему отделанную перламутром фотографию себя, рыдающего посреди стаи императорских пингвинов. — И ещё это. — Он лезет в плащ, достаёт что-то и разворачивает. — Это пристёгивающийся фильтр обаяния. — Он нацепляет жестяной слюнявчик на Блоху. — А теперь скажи, что любишь меня.

— Ненавижу тебя, Атом. Я терплю тебя, потому что ты мне платишь и покупаешь подарки.

— Видишь? Работает. Увидимся, Блоха. — Атом поднимается и идёт на выход.

Через полминуты врывается аварийная бригада Термидора во главе с Надой Неком.

— А мы тут и не хотим без неприятностей, — говорит бармен Тото, и все валятся в корчах смеха. Тото аккуратно кланяется и с усмешкой продолжает натирать стакан.

Нада Нек обнажает полуавтомат «М61 Убедитель» и размахивает им перед носом Блохи, легкомысленно присаживаясь и обозревая бар. Блоха реагирует так, словно нашёл червяка в своём яблоке.

— Вам, джентльмен, нужен мышечный релаксант?

— Ты местный инфотаракан? Думаю, ты можешь мне помочь. Да, думаю, можешь.

— Посмотри мне в глаз и выбери тему, если сможешь.

— Тэффи Атом — ты с ним встречался.

— Конечно я знаю Атома, только он сейчас занят. Он крот.

— У шпиков это тема недели? Чем же он так занят? Кстати, не забывай про пушку.

— Какие-то ребята попросили его найти Гарри Фиаско.

— Какие ребята?

— Мясистый тупарь и лавандовое зерно, имена не знаю.

— Ты не знаешь целую кучу всего подряд, да, Таракан? Что за слюнявчик?

— Если хочешь, можешь забрать — это фильтр обаяния.

— Умник, да?

— Слушай, всё, что я знаю — Фиаско работал на сторону. Здоровяк что-то говорил про тыкву.

— Тыква.

— Мозги для тебя.

— Мозги для меня, для меня мозги. Да, не фонтан. Ладно, Таракан, где нам найти Атома?

По дороге на выход Нада Нек останавливается в дверях.

— Есть время для песен, — задумчиво бормочет он, — и время для драки. А здесь время замерло. — И он поворачивается назад во тьму, поднимает полуавтомат и набрасывается на Блоху. Тысяча «Лаки Страйков» вспыхивает одновременно.

— Некоторые люди хранят свои лица в точках внутреннего доступа, — говорит Атом. Они с Мэдди в приватной норе, которую она расширила, чтобы втиснуть оружейную лабораторию. В этом подобии ванной для чужих Мэдди превратила баллистику в кулинарное искусство.

Братство правильно утверждает, что если у тебя есть оружие, скоро ты найдёшь предлог им воспользоваться, теория доказана глобальной ядерной угрозой и их собственной игрой с огнём. Мэдисон пошла дальше, алхимически трансформировав старую практику в жидкое золото. Мгновенно действующие психотропы в дротиках с мягкими наконечниками цельнотянуто загоняют жертву в слепящий ландшафт, откуда она возвращается чище, чем раньше. От сонника человек замирает, как стоял, при этом стирается три минуты восприятия, и потерю замечаешь, только когда банковские кассиры внезапно начинают визжать и вскрывается грандиозное финансовое несоответствие. Представителей казначейства обрадовали гемисинковым возбудителем во время общественного выступления, заставив их выхихикать правду. Главных конкурентов можно подстрелить и засунуть в такси, они проснутся вообще без личности.

Привыкнув больше ценить собственность, нежели человеческую жизнь, закон может простить нехватку смерти, но не нехватку разрушительности, а посему робко склоняется к тому, чтобы лишить метаболики их статуса мягкой угрозы. Даже этот вариант едва не завяз, потому что жертвы, просыпаясь, чувствовали себя лучше, чем последние несколько лет. Когда метаболики хлынули на улицы, имена вооружённых ими стали ценным ресурсом, и люди ехали через весь город, чтобы броситься на линию огня. Братство, которое воспринимало невежество как некое подобие мо-рального долга, продолжало работать с простыми примесями. Мэдди скрыла своё достижение глубоко в сердце.

— Хочешь услышать остальное?

— Не кури здесь, — говорит Мэдди. — Плохо для патронов.

— Над чем работаешь?

Мэдди поднимает жестяной футбольный мяч из контурного манипулятора. — Синдикатная бомба. Выдирает подтекст из любого положения, где её дёрнут. Лишает происходящее смысла примерно на три часа.

— Надо её пускать издали.

— Нет, не надо, если возьмёшь с собой вот это. — Она протягивает руку, кулак сжат.

— И что это?

Она разжимает кулак, ладонью вверх — там ничего нет.

— Ничего нет, солнышко.

— Просто при условии, что ты знаешь.

Они выходят в гостиную, где Тэффи стряпает обоим заморозку. Мэдди у открытого окна, её волосы развеваются, как дым. Тэффи протягивает ей стакан и просто разглядывает её, её аура пульсирует, как северный ветер.

— Склонись, и я возбуждён, детка. Одно слово — и я исцелён.

Она его не слышит. Она впилась взглядом в ночь. Крошечные выстрелы, как петарды, эхом отдаются с другой стороны Треугольника.

— Люблю этот город. Столько пуль между людьми — как в игре «соедини точки», знаешь? Всё связано друг с другом свинцом.

— Напомни только, почему это — добродетель, солнышко.

— Потому что когда столько людей сообща делают одно и то же, можно резко дёрнуть, как смыв в туалете, и вернуться к тому, что действительно важно.

— Типа того.

— Иди сюда.

Полуэгоистичный «Убедитель» Нады Нека — ранняя импульсная сетка, модифицированная из чешской «М61». Он забирает пробу его намерения через руко-ять и помещает её в сердце каждой вылетающей пульки в форме концентрированной этерической молекулы. В эпоху раннего восторга от огня-по-проводам этот метод воспринимали как более прямой способ самовыражения. «Разрешите войти?» — думает он, спуская курок, и дверь в офис Атома разлетается вдребезги.

Единственный звук в темноте — бульканье воды. Четыре капюшона вошли в шквал наклонных шляп и осмотрительно промедлили секунду. — В комнате отрицательно, Нек, — предупреждает Минитмен. — Что-то не так.

— Не нравица мне звучок, как они булькают, — говорит Бычье Сердце, и комната взрывается крикам и звоном летящего стекла. Минитмен палит во тьму напропалую, пламя из ствола подсвечивает его панику и вер тящийся, смутный силуэт Бычьего Сердца, что-то вцепилось ему в лицо. Фигуры танцуют в стробоскопе выстрелов, как рейверы в аду. Всё размыто, голоса выражают то, что не видно, не распознается обладателями голосов.

Потом разлетается окно, и реальность словно начинает вытекать, сортируясь в воздухе. Нада Нек подходит и смотрит вниз на тротуар. Там Бычье Сердце, содержимое его черепа переместилось на бетон, и рядом бьётся жирная рыба размером с руку качка.