По этой причине язычество не следует воспринимать как нечто единое – скорее, как сотни и тысячи разных «религий»[10]. Те, кто практиковал традиционные религии – то есть практически все, – никогда не называли и не считали себя приверженцами некоего «язычества». Такого явления не существовало: язычество – обобщенное понятие, собирательное название для всего неисчислимого множества неиудейских религиозных верований, правил, практик богослужения, молитв и жертвоприношений. Ни один язычник не понял бы, что значит «быть язычником». Он просто почитал богов так же, как почитали их из века в век отцы, деды и прадеды.

Так поступали все, кто не родился в иудейских или христианских семьях; так же поступал и Константин. Но он оставил эту практику и перешел к почитанию единого бога христиан. Повесть о том, как Константин стал христианином, сложна и увлекательна. Одни темы в ней мы сейчас назвали бы чисто светскими, общественными или политическими, другие – чисто религиозными. Однако в начале IV века – как и во все предшествующие века истории человечества – эти две сферы жизни, общественно-политическая и религиозная, не воспринимались как разные. Они были тесно и нерасторжимо сплетены. Даже на лингвистическом уровне ни в древнегреческом языке, ни в латыни не было терминов, четко отделяющих друг от друга то, что мы сейчас именуем «политикой» и «религией». На практическом уровне считалось, что боги тесно связаны со всеми сторонами общественной и политической жизни общины, от выбора официальных лиц до установления ежегодного календаря, от законов и практик, регулирующих общественные отношения (например, о браке и разводе), до отправления правосудия, от объявления войны до заключения мира. Не было такой области общественной и политической жизни, таких решений, таких действий, в которых не принимали бы участия боги.

На уровне империи это означало: всем известно (и большинство искренне верит), что существуют боги, сделавшие империю великой. Империя благодарит их за это, утверждая и распространяя почитание этих богов. Это укрепляет общественное благо. Для «отделения Церкви от государства» в то время не виделось никаких оснований, и сама такая мысль показалась бы нелепой.

Сами императоры, начиная с середины третьего столетия, ясно это ощущали и соответственно действовали. Именно поэтому всего за несколько лет до воцарения Константина государство активно и жестоко преследовало христианскую религию. Христиане отказывались поклоняться богам империи и даже их признавать, называли их существами злыми, демоническими, а не благими божествами, защищающими величайшую из мировых империй. Отказ поклоняться имперским богам воспринимался как опасность для благополучия империи и, следовательно, угроза государству. Поэтому решение преследовать христиан – в нашем нынешнем восприятии чисто религиозное – в то время было общественно-политическим. Христиане представлялись каким-то раком политического тела. И ни один император не верил в это так твердо (не в последнюю очередь – из-за пугающей скорости роста «рака»), как предшественник Константина на троне, Диоклетиан, инициатор самых масштабных и жестоких гонений на христиан на территории всей империи. Отменять эти гонения пришлось уже Константину. Но пока они были еще в разгаре, он обратился.

Обращение это стало поворотным пунктом в истории империи – не только для судьбы христианства, но и для деяний Рима. Диоклетиановы гонения мы рассмотрим в одной из следующих глав, о биографии Константина также подробно поговорим далее. Сейчас нас интересует именно его обращение и то, насколько радикально изменило оно баланс сил как для преследуемых христиан, так и для римских властей. Чтобы понять, что произошло, нам необходимо отступить немного назад и поговорить о политических и религиозных предпосылках этой истории.

К концу III века н. э. империя так разрослась и сделалась настолько сложной, что ею уже не мог управлять один человек. Она простиралась от Британии до Ирака, включала в себя абсолютно все Средиземноморье, на севере захватывала значительную территорию современной Европы, на юге – Северную Африку и Египет, на востоке – Палестину и Сирию вплоть до Персии. Много столетий сотрясали ее внутренние раздоры и иноземные вторжения. 284 год н. э. обычно считается конечной точкой серьезных потрясений, известных как «кризис III века» – полустолетия, наполненного государственными переворотами, убийствами и захватами власти, в течение которого на троне сменился двадцать один законный император и тридцать восемь узурпаторов. В дополнение к этому от империи на время откололись две области, одна на востоке, другая на дальнем западе. В результате империя сильно уменьшилась в размерах; от былого «Рима» осталась лишь тень. И в довершение ко всему этому, северные границы империи постоянно тревожили варварские орды[11].

Император Аврелиан, блестящий полководец (правил в 270–275 гг.), разбил «сепаратистов» и снова подчинил их Риму; однако порядок в стране, а с ним и безопасность северных границ, были вполне восстановлены лишь при Диоклетиане. Диоклетиан был одним из поистине великих политиков-администраторов Древнего Рима. Предшественникам его, включая и Аврелиана, не удалось достичь даже тени стабильности: восемь непосредственных предшественников Диоклетиана погибли насильственной смертью, один за другим, некоторые – спустя несколько недель или даже несколько дней после восхождения на престол. Сам же он правил более двадцати лет – и, первым из римских императоров, добровольно отрекся от власти.

Читателям, не особенно сведущим в римской истории, Диоклетиан известен прежде всего как жестокий гонитель христиан. Это правда: об этом мы подробнее поговорим в главе 7. Однако в первую очередь он был умным, проницательным и изобретательным лидером и управленцем. Среди прочего, он разработал первую работающую систему передачи власти от одного императора к другому. Впрочем, несмотря на свои теоретические достоинства, система эта продержалась едва ли год после первого трансфера власти – и решающую роль в ее падении сыграл не кто иной, как Константин. Огнем и мечом пришел он к единоличной власти – и его правление и по продолжительности, и по историческому значению уступало лишь правлению великого Цезаря Августа.