известно и мне, и тебе, и тем упрямым дурням внизу это тоже известно. Нам нужно только дождаться, пока они сами снимут осаду, и не обращать внимания на их нелепые заявления.

Слова Ральфа имели смысл. Когда на кону столь многое, французский король и лорд Джон заплатят любую цену, чтобы удержать Ричарда в плену. Но глядя вниз, на суматоху в лагере осаждающих, Вильгельм никак не мог заглушить внутренний голос. Что, если Львиное Сердце и в самом деле вернулся?

* * *

Прием, оказанный Ричарду в городах и деревнях Англии, мерк в сравнении с тем, как встретили его под Ноттингемом. Многие воины сражались бок о бок с ним в прошлых походах, и теперь его окружали люди, которые радовались его освобождению, и еще более – тому, что он здесь, ведь присутствие короля означает несомненную победу. Репутация Ричарда как полководца сама по себе уже стала оружием.

Как только восстановилось относительное спокойствие, Ричард пожелал узнать о замке все, что только возможно. Услышанное не слишком воодушевляло. Крепость, выстроенная на крутом утесе, на сотню фунтов возвышающемся над рекой Лин, состояла из трех колец укреплений, разделенных сухими глубокими рвами. Внешнее кольцо окружал бревенчатый частокол, но средняя и внутренняя стены были каменными, а прямоугольный донжон возвышался на пятнадцатифутовом каменном кургане. В довершение к прочим плохим новостям, Дэвид граф Хантингдонский, сообщил Ричарду, что в замке сильный гарнизон, а Рэндольф, граф Честерский, доложил, что по слухам замок обеспечен припасами на продолжительную осаду и измором его не возьмешь. Однако такой тактики Ричард придерживаться и не собирался, ведь чем больше времени он проведет в Англии, разбираясь с мятежом Джона, тем больше будет у Филиппа возможностей для захвата городов и замков в Нормандии.

– Покажите, – приказал король, и его повели посмотреть на оборонительные сооружения крепости.

Огромный осадный лагерь занимал олений парк на западе, пустое поле и холм к северу, а также ближайшие к надвратной башне улицы города. Горожане, которым не повезло жить здесь, перебрались в два других, более безопасных городских боро[1], тут же графы устроили квартиры для себя и свою ставку. Ричард изучал замок, хмуря брови – он сразу понял, как сложна задача. А когда граф Честерский сказал, что гарнизон отказывается повиноваться и не верит, что король в самом деле вернулся, Ричард ощутил закипающий гнев.

– Долго сомневаться им не придется, – поклялся он и указал на ближайший к крепости дом. – Я остановлюсь там.

Андре ухмыльнулся, вспомнив первую большую военную победу Ричарда. В возрасте двадцати одного года будущий король захватил считавшийся абсолютно неприступным замок Тайбур. Он поставил свои шатры так близко к стенам, что гарнизон замка не смог устоять перед искушением напасть врасплох на молодого герцога. Но Ричард только того и ждал, а когда атакующие попытались отступить обратно в город, ворвался в замок у них «на плечах» и быстро одержал победу. Гарнизон в Ноттингеме вряд ли повторит эту глупость, но Андре был уверен, что знамя Ричарда Львиное сердце, развевающееся у самых стен, многих лишит мужества.

К ним присоединился дядя Ричарда Гамелен, граф Суррейский, уже проводивший Алиенору в расположенный в миле к югу приорат Святой Троицы в Лентоне. Едва он принялся рассказывать, какой теплый прием оказал его матери приор, арбалетчики со стен начали обстреливать лагерь, поразив несколько солдат. Один из них рухнул почти у ног Ричарда – болт попал парню в глаз и проник в мозг. Король перевел потемневший взгляд с мертвеца на нагло улюлюкающих защитников и стиснул рукоять меча.

– Мы ударим немедленно, – сказал он. – К оружию.

* * *

Воины, готовые к штурму, уже почти заполнили внешний ров, но не начинали атаку. Поскольку первым рубежом обороны служил бревенчатый частокол. Ричард отрядил таран разрушать его, а арбалетчики стреляли так метко, что защитники этой стены не смогли сопротивляться. Когда дерево треснуло под ударами, Ричард одним из первых протиснулся через разрушенные ворота во внутренний двор, следом с боевым кличем английского королевского дома «Dex Aie!» бежали его рыцари.

Солдаты на стене второго кольца начали стрелять в нападающих, но те несли большие щиты, отражающие значительную часть болтов, и поначалу продвигались вперед, почти не встречая сопротивления. Когда осажденные осознали, что вот-вот потеряют двор между двумя стенами, то поспешно организовали вылазку и бегом устремились через барбакан[2] отбивать атаку.

Ричард покалечил первого противника, схватившегося с ним: ударом меча сверху вниз он отсек ему руку по локоть. Обретя свободу, король иногда опасался, что после долгого плена боевые навыки могли «заржаветь», но теперь видел, что тело и мозг по-прежнему действуют в смертоносной гармонии, инстинкты и рефлексы остры, как и прежде. Чувствуя себя как изгнанник, наконец возвратившийся в родной дом, он орудовал мечом с такой яростью, что продвигаясь вперед, оставлял за собой след из разрубленных тел, и его свита с трудом за ним поспевала.

Рукопашная схватка всегда жестока, а эта была особенно яростной. Ричард и его люди буквально прорубали дорогу к барбакану, пример короля вдохновлял солдат, а мятежники дрались с отчаянием людей, загнанных в угол. Их стрелки на стене больше не могли помочь, поскольку не отличали врагов от своих, и это позволило арбалетчикам Ричарда вступить в битву. Всякий раз, когда кто-то осмеливался высунуться из бойницы, болт настигал его с такой убийственной точностью, что скоро стены опустели. Наблюдавшие за схваткой из окон донжона с ужасом осознавали, что судьба замка висит на ниточке.

Мятежников спасло наступление темноты. Исход битвы оборачивался в пользу атакующих, защитников крепости неумолимо теснили к барбакану. Часть из них оборонялись, позволяя остальным отступить в среднюю крепость, однако это означало, что нельзя поднять мост барбакана, не бросив своих в окружении, и в тесноте этой фортеции разразилась самая жестокая битва. Когда люди короля сумели наконец захватить ее, солнце село и сумрак уже вытеснял последние остатки света.

Двор замка усыпали тела раненых и убитых. Сначала позаботились о раненых, и пока уносили тела павших и уводили пленных, совсем стемнело. Атакующие были измучены, обескровлены, но торжествовали – то была пьянящая радость выживших, победивших противника и саму Смерть. Они знали, что худшее еще впереди, поскольку, хотя первое кольцо укреплений захвачено, мятежники надежно укрыты за толстыми каменными стенами и на их стороне преимущество более высокой позиции. Но сейчас