во всех магазинах. Более того, даже если бы тебе хватило на это денег, назавтра привезут новую партию рыб. Это сложный, отлаженный механизм, целая система. Его тебе не остановить, понимаешь?

— Я понимаю, — перебил Максим, — Но надо же что-то с этим делать! Как ты можешь так спокойно рассуждать об этом? Так нельзя. Это неправильно, нечестно! — голос его сорвался на крик.

— Макс, — отец замолчал на минуту, подбирая нужные слова, — В мире много зла. И с этим ничего не поделаешь. С этим приходится жить. Единственное, что нам остается — это смириться с таким положением вещей, приняв это как данность. Не причиняя никому зла, конечно, но и не вмешиваясь в чужие дела. Героем быть не только сложно, героем быть еще и опасно. Опасно, потому что толпа во много раз сильнее одного человека, и рано или поздно она все равно одержит верх, а ты ничего не добьешься. Понимаешь, сынок, такова жизнь. Люди любят мясо и рыбу, людям нравиться ходить в шубах из натурального меха, люди убивают животных на охоте просто так, ради удовольствия, люди еще очень много чего делают, мягко говоря, нехорошего. Самые чудовищные вещи, конечно, запрещены законом, но не все. Это система, и тебе не под силу ее изменить. Может, когда-нибудь человечество станет настолько цивилизованным, что запретят и их. А когда-нибудь их даже не надо будет запрещать — люди сами придут к тому, чтобы отказаться от мяса и натуральных мехов, без каких-либо законов. Но сейчас нормы морали в обществе сложились так, что продажа живой рыбы в магазине не выходит за ее рамки.

Максим сжал кулаки от злости и бессилия.

— Ты говоришь, «смириться с таким положением вещей»? Смириться — значит даже не попытаться что-либо сделать! Значит, заранее обречь себя на поражение! Нет, никогда! Я никогда с этим не смирюсь! Посмотри на эту несчастную рыбу, — Максим махнул рукой в сторону аквариума, — Что ей пришлось пережить! Неужели тебе ее не жалко?

— Жалко, — серьезно сказал отец. — Поверь мне, Макс, мне ее очень жалко. Просто я видел вещи куда хуже. Ты еще маленький, ты еще много не знаешь. Придет время, и ты поймешь то, что я тебе сейчас сказал.

— Время уже пришло! — отрезал Максим. — А я уже не младенец. Может, я не понимаю всего, но совершенно определенно могу сказать одно: нельзя сидеть сложа руки! Надо что-то делать.

— И что же ты предлагаешь?

Максим запнулся.

— Пока не знаю. Но я клянусь, я даю слово, что я обязательно что-нибудь придумаю. Обязательно.

В ту ночь мальчик долго не мог уснуть. Он все лежал и думал — думал о том, как сложна жизнь и как несовершенен мир. И о том, что он, Максим Смирнов, слишком мал и беспомощен, чтобы что-то изменить.

Еще неделю назад он был беспечным ребенком, наивно верящим в то, что добро всегда побеждает зло. Еще вчера он смотрел на мир широко распахнутыми глазами, доверчиво протягивая руки навстречу жизни.

Оказалось, жизнь совсем не такая, как ему говорили, и счастливый конец — далеко не обязательное звено этой цепи. Жизнь — это не только череда интересных, увлекательных и радостных событий, но и боль. Боль и страдание. Почему? Почему так происходит?.. Он думал, и не находил ответа.

Одно ему было ясно: он никогда не смирится с этим. И никогда сам не встанет на сторону зла. Каждый день, каждую минуту он будет искать выход.

…Улица была пустынной и мрачной. Ночное освещение не работало. С обеих сторон — симметричные, угловатые силуэты многоэтажек, похожие один на другой, как близнецы, слепо смотрели темными провалами окон. В небе ни луны, ни звезд. И само небо было не черным, а каким-то серым, как мокрый асфальт, неподвижным и пустым.

Максим испугался. Где он? Что это за место? Как он сюда попал? И как отсюда выбраться?

Ах да, это, наверное, просто сон…

Внезапно ослепительно яркая, как пламя газосварки, вспышка сверкнула прямо у него перед носом, и молнией взметнулась вверх. Максим запрокинул голову. Световая точка, потрескивая, кружила над ним на расстоянии вытянутой руки. Она звала за собой. Она предлагала помощь.

Стараясь не выпускать искру из поля зрения, Максим бросился за ней. Она вилась впереди, оставляя за собой в воздухе змеистый след. Максим бежал не разбирая дороги, то и дело спотыкаясь и падая. Неожиданно искра свернула за угол и пропала из виду. Испугавшись, что потерял ее, Максим резко повернул, едва не врезавшись в кирпичную стену. Прямо перед ним словно вырос из-под земли высоченный небоскреб. Он был так высок, что шпиль, венчавший покатую крышу, терялся в тумане. И там, на самом верхнем этаже, светилось окно.

Ему нужно добраться туда. Это была не догадка и не гипотеза — откуда-то он абсолютно точно знал это.

Это выход. Спасение. Решение всех проблем. Туда! Скорее!!

Мальчик рванулся ко входу и нетерпеливо толкнул дверь, потом потянул на себя. Заперто. Он еще раз что есть силы дернул ручку. Дверь не открывалась. Мальчик огляделся по сторонам, пытаясь собраться с мыслями.

Надо попробовать другую дверь. Тоже заперто.

Третью. То же самое.

Наконец, четвертая дверь со скрипом открылась. Максим вошел внутрь и очутился в длинном коридоре, конец которого терялся во мраке. Слева и справа уходили вдаль два ряда дверей — совершенно одинаковых, с круглыми блестящими ручками.

«Мне нужно наверх, — подумал Максим. — Надо найти лестницу. Что делать, проверять все двери? На это уйдет много часов».

Мальчик шагнул вправо и потянул ручку. Замок тихонько щелкнул. Вдруг на него накатилась волна необъяснимого страха и кольцами сжала грудь. Максим приоткрыл небольшую щелочку. За дверью стояла гробовая тишина. Ему вдруг захотелось поскорее захлопнуть эту дверь. Кто-то будто шептал ему: «Не заходи туда! Ни в коем случае не заходи!»

Максим отдернул руку. Подошел к двери напротив. Здесь была лестница, но она вела не вверх, а вниз, ступени уходили в чернильную тьму. Опять не та. Вдруг в воздухе вспыхнула белая молния, ощетинившись яркими искрами, на мгновение осветив каменный пол и серые оштукатуренные стены со множеством дверей, Прочертив дугу, искра полетела вперед, нырнула в открывшуюся саму собой дверь и растаяла.

Максим кинулся следом за ней. За дверью оказалась винтовая лестница, спиралью уходившая вверх. Наконец-то!..

Ступеньки он не считал, да даже если бы и считал, все равно бы сбился со счета. Казалось, лестнице нет конца. Наверное, прошло много часов, когда мальчик, тяжело дыша, одолел последние ступени, и очутился у порога огромного зала