Гена думал, наверное, секунду, а потом тронул машину иаккуратненько причалил к крыльцу, так что задняя дверь оказалась прямо напротиврасчищенных ступеней. Не зря они так много лет проработали вместе!..

Облачив Викторию в меха, Олег опять согнул руку кренделем, иопять она сделала вид, что не заметила, и, чуть опередив ее на ступенях изаранее наслаждаясь, он распахнул перед ней дверь своей машины.

Глаза у нее стали круглыми, и розовый, свеженапомаженный втуалете ротик открылся.

— Может, я вас все-таки подвезу? — осведомился ОлегПетрович. — Идти пешком холодно, да и страшные лесные разбойники не дремлют! Воглаве со своей атаманшей.

Генин затылок выражал массу эмоций, в основном, конечно,одобрение. Девушка была высокого класса. Гене явно понравилась. Почему-то такиедевушки особенно нравятся именно водителям.

Рукой в перчатке Виктория взялась за блестящую черную дверь,сделала неуловимое движение, и оказалась внутри, и изящно подобрала полу шубки,и даже ее нос выражал восторг.

Все правильно. Все правильно, дорогая, так и должно быть.

Олег обошел машину. Гена уже поджидал его с другой стороны ураспахнутой двери и снизу вверх вопросительно кивнул головой. Олег чуть заметноприподнял брови.

«Это кто?»

«Пока не знаю. Пока просто барышня».

«А-а. Ну-ну».

— Как называется эта машина? — спросила Виктория, едвалимузин тронулся, и огляделась, словно пришла в картинную галерею. Впрочем, всалоне было на что посмотреть.

— «Мейбах». Хорошая немецкая марка.

— Я знаю, что хорошая, — весело сказала она. — А… откуда утебя такая машина? На антиквариате хорошо зарабатываешь?

Он отметил и «ты», и веселость тона. Правила игры — великаявещь, особенно когда ты о них хорошо осведомлен.

— Я вообще прилично зарабатываю.

В просторном салоне они сидели совершенно свободно, ноВиктория, посмотрев плутовским взглядом, чуть-чуть придвинулась к нему поближе.

Мама будет в восторге! Кавалеров на «Мейбахе» у дочки ещеникогда не было. Ну, подумаешь, лысый и одевается как-то странно! Это все мыпоправим. Волосы можно нарастить в клинике, теперь все лысые делают себе волосыв разных клиниках. Переодеть тоже можно, и она искоса взглянула на Олега,прикидывая, какая из итальянских марок ему больше всего пойдет. Пожалуй, он былбы вполне хорош в том стиле, в котором одевается знаменитый адвокат ПавелАстахов. Вот ведь несправедливость жизни какая!.. Того и переодевать не нужно,и собой хорош во всех отношениях, но… занят. Женат давно и надолго, у них накурсе это даже обсуждали как-то, и все сошлись на том, что развести его с женойне удастся, хоть что ни делай!..

Машина притормозила у знакомой промерзшей двери, Олегвытащил из-под куртки икону и сунул ее в сторону Гениной спины. Иконамоментально исчезла, как и не было ее!..

— Я на пять минут зайду к Василию Дмитриевичу, — сказалОлег, натягивая перчатку. — Ты меня подождешь или зайдешь со мной?

— Не хочу я больше видеть этого старьевщика, — объявилаВиктория. — Он мне кресло не нашел, хоть и обещал! Я лучше тут посижу, в тепле.У нас такой ужасный климат!..

— Ужасный, — согласился Олег. — Славянские племена совершилироковую ошибку, решив здесь поселиться, тут я с тобой полностью согласен. Гена,ждите меня, я скоро.

— Проводить, Олег Петрович?

Вопрос был задан просто так, потому что его полагалосьзадать по сценарию. Сценарий следующий: мы производим впечатление на девушкусказочной красоты. Машина в сценарии шла в первой картине, а во второй должнаидти вооруженная до зубов личная королевская охрана.

Эх, Олег Петрович, мне бы ваши денежки да ваши возможности,у меня бы такая охрана была, не то что девушка, сам президент бы позавидовал!..

— Провожать не нужно, — сказал Олег Петрович внушительнымтоном — все в соответствии со сценарием. — Виктория, не скучай, я скоровернусь.

И он выбрался на улицу, подышал морозным воздухом — как онлюбил мороз, ледяной застывший воздух, скрип снега, громкие голоса детворы,катавшейся с горки посреди лысого скверика!.. — и второй раз за сегодняшнийдень поднялся по хорошо знакомым обледенелым ступеням и толкнул примерзшуюдверь.

— Василий Дмитриевич! А Василий Дмитриевич?! Вы где?

Рефлектор пыхал в полумраке раскаленным рыльцем, что-тотоненько звенело, как будто кто-то задел хрустальную подвеску на старинномторшере и звон все еще тянется, длится в тишине.

— Василий Дмитриевич! Вы в прятки играете? Выходите, будетвам!

Никто не отзывался, и звук постепенно затих, и Олег вдругнасторожился.

Что-то не так. Что-то явно не так.

— Василий Дмитриевич!

Слабый стон раздался из-за ширмы, и у Олега что-товзорвалось в голове, словно вспыхнула и погасла перегоревшая лампочка. Он ещепостоял, а потом осторожно приблизился и заглянул за ширму.

В середине дня с работы вдруг нагрянула мать, а это в егопланы никак не входило.

— Федька! — позвала она с порога. — Федь, ты дома, что ли?

Он сделал вид, что не слышит. Ему некогда было разговариватьс матерью.

Некогда и страшно.

— Федька! Ты почему не на работе?! Где ты?

Он сопел, застегивая неудобные «болты» на джинсах.

За дверью зашуршало, потом загремело, по полу знакомозашаркали подошвы, и дверь распахнулась. Федор все никак не мог застегнутьпроклятые штаны.

— Федя! — зачем-то удивилась мать. — Ты дома?!

Он молчал, сопел, застегивал.

— Федь, ты чего? Ты ж с утра на работу ушел! А?!

— Чего пристала, — пробормотал нежный сын себе под нос.«Болты» все никак не давались.

Мать помолчала.

— Да я не пристала, — грустно сказала она. Просто такспрашиваю.

— А ты не спрашивай. — Он наконец справился с железяками исхватил со стула рюкзак. Рюкзак потянул за собой штаны, а за ними потянулосьеще что-то, и он с досадой сгреб одежду в огромный ком и швырнул обратно настул.

Мать проводила ком глазами, хотела что-то сказать, нопромолчала.

Федор протиснулся мимо нее в коридорчик — быстрей из дома, ичтоб не отвечать ни на какие вопросы, и не слушать претензий, и не видеть матьс ее жалостливым овечьим взглядом!..

— Фе-едь! Ты хоть полслова-то мне скажи!

— Чего тебе сказать?

— Ты почему не на работе?