на руку, и без руки остался… Оторвало кисть. Теперь понятно?

Повисла пауза.

Между тем быстрый восточный рассвет, миновав ночную темень через стремительные предрассветные сумерки, перешёл в светлонебое утро. И хотя солнце еще не палило своим согревающим светом, и утро было даже скорее прохладное, но это было уже полноценное утро. И солдаты от безделья и по запросу организма решили перекусить сухпаем.

Конечно, разогревать его во время движения было не на чем. Но тем и хорош горный сухпай, что в нём можно было найти продукты на любой мужской вкус даже в холодном виде.

Сухой паёк был получен на каждого члена экипажа из расчета на десять дней. Это только на первые дни: точные сроки окончания операции всегда неизвестны. И он занимал значительную часть десантного отделения, наряду с боекомплектом, тоже на десять суток боя.

Все это было умело распихано по днищу десантного отделения, чтобы, с одной стороны, было просто доставать, но и оставалась горизонтальная площадка под лежанки для сна экипажа. Кроме того, размещение должно было не мешать, при необходимости, десантироваться к машине через боковые люки и вести огонь из оружия. Так что правильно всё погрузить и разместить – целая наука. Это знания, которые приходили лишь с опытом в первую очередь водителям БТРов.

Пока офицер дремал, молодые солдаты что-то достали из коробки и ели. После того, как радиообмен закончился и Шаховской освободился, Молдаван обратился к нему:

– Товарищ капитан, а вы что-нибудь будете?

– Паштет и банку сока. Женя, а ты что не ешь? – спросил командир у водителя.

– Да как встанем где-нибудь минут на пять, то и я чего-нибудь проглочу, – откликнулся Женя.

Молдаван вскрыл банку паштета размером с шайбу и проколол дырки в металлической баночке яблочного сока, отрезал хлеба, который был получен дополнительно к сухпаю на первые дни, и протянул всё это своему командиру. Тут молчаливо жующий Вася неожиданно выдал:

– Вот же вам не повезло – только вас сюда назначили, а вам сразу на эти боевые пришлось идти.

Женя осёк его:

– Это Вася, для вас, блин, с Молдаваном в первый раз… Так что молитесь, салаги… А для нашего командира, когда он начальником разведки был, то знаете, сколько духовских караванов понакрывал? Они за его голову даже награду нехилую такую назначили…

Шаховской неспешно ел, а любознательный Вася не отлипал со своими вопросами:

– Товарищ капитан, а чё вас «Князем» зовут?

Алексей рассмеялся, а Женя, как старый, опытный дембель, постарался вернуть разговор в какое-то подобие соблюдения субординации.

– Слышишь, пистон, – обратился он к Васе, – ты-то откуда это знаешь?

– Да слышали… Ходят разговоры… Да и другие молодые говорят, что нам с командиром повезло… – промямлил Вася что-то невразумительное.

Начштаба решил ответить молодым солдатикам, чтобы в дальнейшем закрыть подобные вопросы:

– Сам не знаю. Прицепилось с чьей-то подачи… Наверно, кто-то из офицеров был слишком грамотный. В русской истории разбирался… Раньше, в девятнадцатом веке был такой князь – Шаховской. Но я, во-первых, в этом не уверен. А во-вторых – точно к нему не имею никакого отношения. У меня у самого отец – обычный офицер, родом из простой семьи.

Так подробно и совсем необязательно для солдат рассказал о себе Алексей только потому, что они были один экипаж, и в нём нужны добрые и честные отношения, так как от каждого могла зависеть жизнь другого.

Шаховской вновь рассмеялся, вспомнив или подумав о чём-то, и, чтобы закрыть эту тему, сказал в полушутливом, но безапелляционном тоне:

– Вы можете обращаться ко мне проще – товарищ гвардии капитан. – Потом, повернувшись к Жене, скомандовал: – Поведешь через кишлак по-походному.

Водитель молча кивнул, установил водительское место в положение «по-походному», что приподнимало подпружиненное кресло вверх и давало возможность управлять, высунувшись из БТРа и получая значительно более широкий обзор. При этом он надел на лицо горнолыжные очки для защиты глаз от самой расторопной и наглой пыли, которая только может существовать из всех возможных в этом мире. Сделал это он всё автоматически и протянул Шаховскому дежурную сидушку – какой-то квадрат прошитого и плотного войлока, обтянутого не менее плотным материалом или кожей, чтобы холод брони не вытягивал тепло тела, и было не жёстко сидеть на ухабах.

Офицер так же быстро переместился на броню. Для этих двоих военнослужащих – опытного офицера и старослужащего солдата, которые уже впитали в себя жизненно важный опыт войны – все эти действия были привычны, поэтому многие моменты поведения друг друга были понятны и ожидаемы, и обсуждения не требовали. Это были повидавшие многое солдаты афганской войны.

Глава 4. Трагедия в кишлаке

Впереди по ходу движения начинался маленький кишлак на двадцать – тридцать глинобитных мазанок, пристроившихся близ дороги. Вдоль техники забегали и засуетились дети – бача, как называли их солдаты между собой.

В руках у детей, грязных и сопливых, неумытых оборванцев, были яркие мелкие побрякушки. Разные наручные часы, жевательная резинка, американские сигареты, какие-то сувениры, ножи, прочая полезная для мужчин мелочёвка. Сквозь шум армейской техники пробивались детские голоса, причём на русском языке: «Что есть? Что надо? Что купишь? Что продашь?».

У значительной части детей в руках коричневые плитки, похожие на шоколадные батончики. Они бегают с ними и пристают к сидящим на броне бойцам. «Чарз, чарз!» – кричат бачата и копируют курение зелья посасыванием большого пальца правой руки, сжатой в кулачок. И с такой показательной и всё объясняющей демонстрацией они подбегали и цеплялись от машины к машине.

Неожиданно перед первым идущим в колонне батальона БТРом на дорогу выскочили трое мальчишек чуть постарше и нарочно побежали перед техникой, мешая движению. БТРы стали продвигаться очень медленно. В это время другая группа детей как саранча проворно облепила двигающиеся боевые машины и принялись сдёргивать с них всё, что оказывалось плохо закреплено: притороченные лопаты, ящики с боеприпасами или чем угодно, даже обычные куски троса или каната. В общем, всё, что можно стянуть, оторвать, умыкнуть.

Солдаты на броне не особо ретиво старались отогнать эти стайки, потому как безобидных возможностей заставить отстать нищую детвору у них попросту нет никаких. Не будешь же по ним стрелять? Одна надежда, что имущество надёжно зафиксировано, и эти метров двести дороги через кишлак быстро закончатся.

Шаховской со своего места с сожалением наблюдал за происходящим. Неожиданно в корме 300-го раздался истошный крик и резко оборвался, затем оттуда прозвучали сигнал и визг тормозов. 300-й немедленно остановился, а вместе с ним на узкой дороге кишлака пришлось встать и всей идущей позади колонне.

Офицер обернулся, кинул