в лицо водой. Он очнулся, осознал свое жалкое положение и вскрикнул, как животное, которое раздавили.

Мариэль закрыла глаза, борясь с нежелательными слезами. Завершенность этого момента поразила ее в полную силу. После сегодняшнего дня ничего не останется от ее юности в высокогорье Моэна, диких ландшафтов и благоухающих цветов, его скромных жителей и богатых лесов. Все было потеряно, некоторые из-за смерти, другие из-за предательства, третьи из-за того, что Бэдон содрал кожу с ее души.

Мариэль видела их всех, даже себя, в израненном теле Маркла, протащенного через этот суровый мир, чтобы быть повешенным и выпотрошенным, его судьба была предопределена непостижимыми силами и обстоятельствами.

Двое охранников развязали Маркла, потащили его к эшафоту и удерживали в вертикальном положении, пока палач накидывал ему на шею веревку. Мягкий голос Телина разнесся по всей площади, возвещая о преступлениях и наказании молодого человека. Марклу было позволено произнести последние слова, но он ничего не сказал. Вместо этого его глаза невозможным образом переместились на место Мариэль среди магов. Она замерла, отчаянно пытаясь отвернуться, но не в силах вырваться из его навязчивого взгляда. Она услышала его голос в своей голове, хриплый и полный сожаления:

«Прости, Мариэль».

Палач закрыл лицо Маркла. Затем он разрезал Марклу живот быстрым и жестоким ножом. Тугой рывок веревки прервал мучительный крик Маркла. Когда он качнулся, его тело пронзила долгая сильная дрожь. С его ног капала кровь и экскременты.

Мариэль в ужасе закрыла лицо. Ее живот взбунтовался, и она согнулась пополам, пытаясь остановить поток желчи.

Жакетта обняла ее.

— Мы можем уйти, Мариэль, — пробормотала она. — Мы не обязаны оставаться здесь и смотреть на это.

Мариэль покачала головой и обрела самообладание.

— Нет, пока они все не умрут.

Следующим был приведен Бэдон. Его посох заменила обычная трость. Он корчился над ней, пока Кори и охранники провожали его к погребальному костру.

Телин объявил о преступлениях Бэдона и приговоре, пока старика привязывали к столбу. Прежде чем они зажгли костер, Кори обменялся тихими словами со старым волшебником. Когда маг отступил, глаза Бэдона были закрыты. Его голова и плечи склонились вперед, будто он уже сдался смерти. Двенадцать магов окружили костер, чтобы призвать дыхание Дракона. Из их ладоней в груду дров вырвались струи красного пламени. Дым скрыл фигуру волшебника. Огонь рванулся к небу. Вскоре Мариэль почувствовала запах пузырящейся кожи. Огонь распространился, поглотив старика в столбе света. Он не закричал и не поднял головы. Ни разу его почерневшее тело не дернулось под жаром огня.

Неподалеку в своей клетке сгорбился лорд Лангерхаанс. Ужас клубился, как туман, над его дрожащим телом. Рыдания сотрясали его грузное тело. Когда его потащили на плаху, он протяжно жалобно взывал о пощаде. Они поставили его на колени перед палачом и дали ему слово.

В отличие от Маркла и Бэдона, Лангерхаанс жаловался. Он умолял королеву о помиловании, выражал любовь и верность народу Мойсехена. Ничто из этого не спасло его от того, что его голова была прижата к блоку.

Его рыдания переросли в крики ужаса.

Палач приставил топор к затылку Лангерхаанса, а затем высоко поднял клинок против серого и неумолимого неба.

Затем по площади прогремел голос Королевы:

Эхекат!

Нэму амон

Палач остановился, не успев выполнить свою задачу. Он отошел от заключенного и опустился на колени.

Эолин поднялась, чтобы спуститься со своего помоста. В сопровождении охраны она направилась к кругу, посох трещал в ее руке. Толпа расступилась. Настроение зрителей накалилось.

Лангерхаанс, все еще обездвиженный охранниками, напрягся, чтобы увидеть, что происходит.

На краю круга Маг Кори встал на пути Эолин. Она не дрогнула под его безмолвным вызовом, но неустрашимо выдержала его взгляд. Через несколько ударов сердца Кори поклонился своей королеве и пропустил ее.

Эолин вышла на эшафот и подошла к заключенному.

— Ты забрал у меня моего мужа, — хоть она говорила тихим голосом, ее слова эхом разносились по площади.

Лангерхаанс захныкал и попытался спрятать лицо.

— Ты привел в движение силы, которые разрушили магию, защищающую наше королевство, и открыли врата Преисподней, — продолжала Эолин, каждое слово было пропитано ядом. — Твое гнусное честолюбие лишило наш народ их суверенного короля, оставило меня вдовой, а моих детей — без отца. Героические мужчины, верные женщины и верные слуги были приговорены к гибели из-за тебя. Как мне вознаградить тебя, Крамон Лангерхаанс из Нью-Линфельна? Какую смерть заслуживает такой предатель, как ты?

Когда он не ответил, она ударила его своим посохом. Мариэль вздрогнула от звука удара. Лангерхаанс вскрикнул от боли. Сильные рыдания сотрясали его тело; слюна и сопли смешались со слезами.

— Ответь мне! — огонь вырвался из хрустального наконечника посоха Эолин и швырнул Лангерхаанса на землю. Из толпы вырвались крики страха, сопровождаемые долгим мучительным воплем жены Лангерхаанса.

Королева подошла к дрожащей фигуре лорда и сказала холодно, без сострадания:

— Ответь мне.

Лангерхаанс остался распростертым. Его слова были сдавленными и искаженными:

— Нет, моя Королева. Я не заслуживаю милосердия.

— Не заслуживаешь.

Посох Эолин вспыхнул белым пламенем, которое окутало Лангерхаанса светящейся сетью. Пламя потрескивало по его телу. Он забился в конвульсиях и закричал. Когда запах его опаленных одежд начал смешиваться с более резким зловонием погребального костра Бэдона, королева оборвала проклятие и прервала струю огня.

Лангерхаанс хрипел и отплевывался, кашляя кровью и сажей. Дым поднимался от его одежды и волос. Его руки и ноги почернели от пепла.

Эолин подошла к его дрожащему телу и встала на колени. Она протянула руку и коснулась опаленных волос Лангерхаанса с легким потрясением. Странная игра эмоций исказила ее черты; будто она нашла извращенное удовольствие в этом страдании.

Затем она моргнула и отвернулась.

— Вставайте, лорд Лангерхаанс, — сказала она.

Мужчина попытался подчиниться, но его колени подогнулись.

Эолин подала сигнал охранникам помочь ему.

— Посмотрите на свою королеву.

Его плечи поникли, а голова была опущена, но Лангерхаансу удалось поднять глаза, выражение его лица было наполнено ужасом. Его губы были покрыты волдырями; его брови сгорели.

— Я прощаю тебя, Крамон Лангерхаанс.

Толпа взревела от удивления. Ужас пробежал по рядам дворян и магов. Телин и Кори обменялись взглядами.

Королева подняла свой посох, чтобы успокоить их всех.

— Я прощаю вас при условии, что вы поклянетесь в верности мне и моему сыну, принцу Эогану, единственному законному наследнику трона Вортингена. Я прощаю вас при условии, что вы больше никогда не предадите дом нашего короля.

Глаза Лангерхаанса внезапно стали настороженными. Они метнулись от королевы к возвышению, где стояли члены Совета.

Эолин ударила посохом о землю, вернув внимание лорда к себе.

— Каков