участия в нем человека. Это Высочайшее разрешение на эволюционное восхождение, которое человек самостоятельно, без божественной помощи, совершить не может, поскольку «греховность в человеке есть… глубокая порча или растление природы, получаемое человеком вместе с бытием, с душой и телом, и усиливаемое личною греховностию» [28], с. 2101.

Однако спасительная рука свыше подается именно тем, кто терпеливо, до конца своих дней усмиряет эту самую личную греховность. Насколько трудна даже для апостола эта осознанная, целенаправленная работа следует из Послания апостола Павла к римлянам: «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех… Бедный я человек!» (Рим. 7, 19-20,24). Насколько же тогда труднее простому смертному «духом умерщвлять дела плотские» (Рим. 8,13), не сделаться «пленником закона греховного» (Рим. 7,23)!

Стать на путь сохранения себя от самого себя никогда не поздно, но чем это случится раньше, тем в большем можно преуспеть. Спасение человека – это предмет заботы самого человека (не Бога!) и во имя Человека. Бог лишь оценивает усилия и выбирает достойного благодати – «силы Божией, которой совершается спасение человека» [28], с. 337. И чем больше будет таковых, тем меньше вероятность гибели современных Содома и Гоморры. Это и есть ответ на вопрос, поставленный в начале параграфа.

Однако в зоне равнодушия, где по циничному выражению ее обитателей, «каждый – за себя, один Бог – за всех», именно каждый и пилит сук, на котором сидит. Всеобъемлющий закон энтропии, действуя в ней, автоматически смещает общий уровень нравственности к скотоподобию, к зоне зла.

Чтобы удержать моральную планку на уровне, соотносящемся с человеческим обликом человека, необходимо каждому индивидууму излучать «кванты» добра, жертвовать долей эгоистических интересов и потребностей. Эти тонкие ручейки, сливаясь в единый энергетический поток, должны сформировать глобальную силу, способную не только скомпенсировать угнетающее действие энтропии, но и превозмочь его, повысив степень нравственности общества в целом. Но человек – первейший враг самому себе, а первейший враг человека – его самость. Поскольку по природе своей любое добро, независимо от его масштабов, делается человеком только за свой собственный счет, постольку его эгоистичная самость всегда отчаянно противится любому добродеянию, любой жертвенной акции.

В зоне равнодушия не признается приоритет общего над личным, поскольку общего как понятия здесь не существует. Поэтому общественная система, раздробленная человеческой самостью на бесчисленное множество эгоцентрических крупиц, сползает, подобно песчинкам без цементирующих связей, к низшему типу бытия. Причем, со всеми последствиями, не исключая и самоистребления. Так, говоря о причинах гибели легендарной Атлантиды, Д.С. Мережковский, автор художественного исследования «Атлантида – Европа», подчеркивает: «Физическая гибель эта была не случайной, бессмысленной, а предрешенной чем-то в самих гибнущих (курсив мой. – Г. М.), казнью за что-то» [52], с. 125.

Какие уж тут виды на спасение человека человеком, когда здесь немыслимо даже элементарное самосохранение! Ведь последнее люди видят лишь в бесконечном укреплении материальных основ жизни, решении проблем физического здоровья и полном отрешении от таких «ненужных и обременительных» духовно-мыслительных проблем. А это – путь в никуда: по сути, они всю жизнь укрепляют фундамент, ничего не выстраивая на нем.

Но ведь благодаря синтезу именно духовных знаний и разума, называемому в Библии мудростью, человек способен справиться с многими осязаемыми им проблемами. Например, с проблемой здорового физического долголетия, поскольку в человеческой троичной природе физический, душевный и духовный планы энергетически взаимосвязаны. Так, благодаря своей вере, питавшей их духовной энергией, основатели русских монастырей проживали долгую физическую жизнь в диких, голодных условиях, усугубляемых трудами и добровольным постом. (К примеру, Антоний Печерский – 90 лет, Сергий Радонежский – 78, Кирилл Белозерский – 77, Нил Сорский – 75). Библейская Книга притчей Соломона содержит прекрасный монолог мудрости – главного действующего лица произведения, подтверждающий важность духовного начала в физической жизни человека. Фрагмент его вполне уместно процитировать: «И скудоумному она (мудрость. – Г. М.) сказала: «чрез меня умножатся дни твои и прибавится тебе лет жизни» (Притч. 9, 4,11). Правда, мы не знаем, внял ли мудрому наставлению тот, библейский, скудоумный. Современный же недоумок просто отмахнулся бы от подобного назидания, сочтя его неверно адресованным.

Даже если бы люди все вдруг стали праведными, то все равно не нашлось бы «человека праведного на земле, который делал бы добро и не нагрешил» (Еккл. 7,20). Но это не умаляет роли сотворенного добра. Значит, не только и не столько святые и безгрешные, но каждый человек способен противостоять натиску энтропии, замедлять процесс общей деградации и повышать вероятность личного спасения. Конечно, это возможно, лишь при осознании необходимости подобных действий. В общем, от каждого – по способностям, каждому – по вердикту Небесного Судьи. Естественно, такой подход потребует тотального пересмотра шкалы жизненных ценностей в пользу расширения ее духовной составляющей, что на сегодняшнем этапе божественного эксперимента маловероятно.

* * *

Сегодня люди предпочитают копить иные сокровища, которые «моль и ржа истребляют и где подкапывают и крадут» (Мф. 6,19). Сегодня живут лишь сегодняшним днем, не видя в нем переходного моста в день завтрашний. А потому так легко и прожигают настоящее, отрезая себе путь в будущее. «Бери от жизни все!» – этот бездумный агонизирующий клич, брошенный людьми без будущего и подхваченный ими же, звучит сегодня с телеэкранов, маячит на огромных рекламных щитах, соседствуя с тупыми самодовольными физиономиями этих самых берущих. Подразумевается, конечно, что брать надо здесь, сейчас, без отдачи, не считаясь ни с кем и ни с чем. Рекламных же призывов давать все (или хотя бы что-нибудь) этой жизни, обогащать ее своим трудом я нигде не читал.

Однако если предположить, что рекламируемые «ценности» и есть то самое «все», что только и может дать жизнь, если допустить, что из нее будет выхолощен начисто духовно-нравственный компонент, то она, эта жизнь, станет не более ценной, нежели жизнь ординарного козла или свиньи. В общем, хорошая реклама, с самораскрывающимся подтекстом! Но поскольку ее рыночный замысел безошибочно ориентирован на воспрявшую ото сна людскую зависть и ослепляющее желание «красивой» жизни, постольку приторные рекламные физиономии гипнотически действуют на воображение, воспринимаются как неподдельно счастливые лица людей, уже живущих этой жизнью. Вредоносный же подтекст рекламы в целом при этом уходит в тень. Интересно, видят ли его авторы «шедевра»? Если – нет, то это свидетельство откровенного, «честного» убожества их жизненной позиции; если же – да, то это «волк в овечьей шкуре». Но в любом случае, реклама издевается над человеческим достоинством и культивирует примитивные животные наслаждения. Как не согласиться с Саади в том, что:

И зверь быть нами должен предпочтен

Тому, чья жизнь еда, питье и сон.

(Из «Бустана»)

Понятно, что персидский поэт тринадцатого века не мог охватить букета пикантных наслаждений нашей