К этому моменту, за полтора года непрерывного мытья лимузинов и тренировок собак, я уже скопил около 15 000 долларов, — более чем достаточно, чтобы открыть свой бизнес.

Я приехал в мэрию Лос-Анджелеса и за двести долларов приобрел предпринимательскую лицензию, и это были все мои расходы на запуск стартапа. Я назвал свой новый бизнес Центром психологии собак не просто так. К этому моменту моей жизни я уже понял, что не хочу стать еще одним обычным дрессировщиком собак, потому что был уверен, тренировка собак — в том ее виде, в каком ее практикуют во Всеамериканской академии дрессировки собак, — не решает те проблемы, с которыми сталкиваются собаки и их хозяева в моей новой стране.

Глубоко в душе я верил, что американцы не понимают, что нужно собакам для счастья. Но моя предыдущая успешная работа с клиентами показала, что любящие своих собак люди хотят и готовы учиться этому. В то время я много читал, стараясь найти подтверждение своим теориям, и как-то наткнулся на книжку «Психология собак: основа дрессуры». Автор, доктор Леон Ф. Уитни, всемирно известный лондонский ветеринар, исключительно научно описал все то, к чему я пришел инстинктивно.

Доктор Уитни, с которым уже спустя много лет я имел честь познакомиться лично и лично же поблагодарить его — это было во Франции, в Каннах, — стал той музой, вдохновения которой мне не хватало, чтобы придумать название моей деловой затее. Мои друзья и даже моя бывшая жена сочли, что я сошел с ума. «Никто не знает, что такое Центр психологии собак, — твердили они. Но я настаивал, потому что в глубине своего сердца я знал, что название подобрано верно. И в этот раз следование своим подлинным чувствам оказалось тоже верным.

Первый Центр психологии собак состоял из огороженного куска земли и маленького склада в промышленной части южного Лос-Анджелеса. Это было не так уж много, и к тому же расположение в одном из самых неприятных районов города… Но мне хватало его размеров, аренда была посильной, и все это было мое.

Слухи о том, что я хорош в дрессировке агрессивных собак, разошлись быстро — и теперь было постоянное место, где люди могли бы меня найти. Владелец Кейна, лайнбекер «НФЛ» Роман Файфер, в то время игрок «Лос-Анджелес Рэмс», был одним из моих первых значительных клиентов.

Если говорить о мощи и харизме, то Роман и сам был более чем впечатляющим. Когда мы встретились, он, шесть футов и два дюйма в высоту и, по крайней мере, двести тридцать семь фунтов по весу, мог выжать триста восемьдесят лежа. И при этом был невероятно интеллигентным. Спортивные журналисты описывали его стиль игры как тонкий и изящный — но у него не было ни одной идеи, как сделать такими же свои отношения с собственной собакой. «Слушай, помоги мне, парень», — сказал он, показавшись в дверях моего центра с двумя псами на буксире. Указав на Кейна, он добавил: «Моя собака нападает на моих друзей!» Как и у многих моих клиентов, проблема Романа крылась в определении движущих сил в доме. Как правило, когда люди впервые приносят собак домой, они просто не знают, что делать с ними, — и особенно с представителями мощных крупных пород.

Конечно, они выбирают эти породы потому, что эти собаки, большие и красивые, создают некоторый имидж для своих хозяев. Но порою владельцы ожидают увидеть нового питомца сразу же идеальным существом, даже не понимая, какие именно потребности животного нужно уравновесить и удовлетворить.

Когда Роман пришел ко мне, Кейн был подростком, это самое сложное время в процессе становления собаки. Так же, как и у подростков человеческого рода, у собак это фаза, когда животное пробует все и пытается раздвинуть свои границы и — впервые — понять границы, которые определяет его хозяин. Роман был молод и одинок и зачастую проводил время дома с игроками своей команды. Будучи очень сильным представителем мужского пола, он решил, что Кейн автоматически будет подчиняться ему и его друзьям, таким же мачо, как и он. Но Кейн знал свою силу куда лучше, чем его хозяин, и в его планы не входило становиться чьим-то миленьким послушным маскотом. Быть талисманом — это история не про Кейна.

Похоже было, что некоторые друзья Романа утробно боялись собак — особенно таких больших и мощных, как ротвейлеры. Они это скрывали, разумеется, но Кейн учуял их страх моментально. Вся мужская энергия, заряженная тестостероном и адреналином, которую источали Роман и его приятели, делала Кейна еще сильнее, и он был полон решимости завоевать место равного в окружении Романа.

Когда друзья Романа вели себя грубовато рядом с ним, Кейн был готов показать им рычанием и укусами, что он знает их секрет. Он как будто бы говорил группе: «Не стоит недооценивать меня. Я рожден, чтобы стать одним из вас, ребята».

Слишком для меня

Роман так ничего и не понял, что происходит с Кейном, и спустя год совместного проживания он оставил его у меня в центре. Чего никто в то время не знал, так это того, что я и сам чувствовал: все это слишком. Шел 1994 год, я только что женился на моей девятнадцатилетней подружке, узнав, что она беременна. Мы встречались только десять месяцев и так и не успели хорошо узнать друг друга. В двадцать четыре я точно не планировал остепениться, слишком скоро. Однако я был воспитан моими родителями, и это означало порядочность в отношении женщин, так что я хотел поступить правильно.

И не успел закончиться свадебный прием, как я понял, что я совершенно не готов ни к браку, ни к ребенку. Да у меня даже счета в банке не было на тот момент. Я жил с шестью собаками в переделанной студии на заднем дворе у одного своего приятеля и почти все свои деньги вкладывал в новый бизнес, доходы от которого появляться совсем не спешили. Я брал только десять долларов в день за постой и тренировку каждой собаки. И хотя у меня собиралось от пятнадцати до пятидесяти собак в центре, даже половина из них не принадлежала клиентам, которые хотели бы, чтобы я справился с их проблемами, и платили бы за это. Большая часть — подкидыши, которых я забирал в группах спасения собак или подбирал на улицах.

У меня не было и родственников в Америке, так что мои единственные родственные связи были представлены родителями и братьями жены латинского происхождения, но твердо усвоившими американские ценности. У меня не было ни одного решения задачи, как совместить жесткие гендерные представления моей родины с тем, чего от меня ждала моя очень американская жена. Когда родился мой сын Андре, а я внезапно стал молодым отцом, я впал в еще большую растерянность. Я хотел, чтобы меня уважали, но перепутал уважение и страх. Как и у футболистов, с которыми дружил Роман, у меня тоже было множество страхов, которые мне хотелось скрыть.

Я в отчаянии смотрел по сторонам, пытаясь найти своего рода образец, ролевую модель, которая помогла бы мне стать тем человеком, которым я хотел стать.

Не та маска

Однажды, когда мне было лет двадцать с небольшим, я включил телевизор, а там как раз шел фильм «Лицо со шрамом». Я много слышал о нем от своих друзей и решил посмотреть его. Главный герой — торговец кокаином Тони Монтана, которого играл Аль Пачино, — совершенно заворожил меня. Он напомнил мне тех могущественных мачо, которых я видел, пока рос, — наркобаронов в стиле El Chapo (коротышка). В нашем рабочем районе в Масатлане мы жили бок о бок с преступниками. В школе многие из моих одноклассников идеализировали могущество воров в законе, которые щеголяли своей властью и держали в страхе весь город.