— Если вы хотите, чтобы я перезвонил, просто скажите «да, именно так», и я свяжусь с вами через пару минут, — предложил голос.

— Да, именно так, — повторил Баррингтон и повесил трубку.

Он выдвинул ящик стола, достал чековую книжку, начертал: «Выплатить Муниципальным благотворительным учреждениям Бристоля» — и на отдельной строке: «Триста фунтов». Затем подписал чек и передал его Смоленому, который тщательно изучил его и кивнул.

— Я только положу его в конверт, — сказал Баррингтон.

Затем он нажал на кнопку звонка у себя под столом. Смоленый оглянулся на вошедшую в кабинет мисс Поттс.

— Да, сэр?

— Мистер Тар уходит в банк, — сообщил Баррингтон, убирая чек.

Запечатав конверт, он адресовал его мистеру Прендергасту, крупными буквами добавил пометку «лично» и вручил Смоленому.

— Благодарю, — отозвался тот. — Я доставлю вам документ сразу, как только вернусь.

Баррингтон кивнул, и тут же телефон у него на столе зазвонил. Он подождал, пока Смоленый выйдет из кабинета, и только тогда взял трубку.

Смоленый Джек решил доехать до Бристоля на трамвае, так как счел, что столь необычный случай оправдывает расходы. Войдя в банк двадцатью минутами позже, он сообщил молодому человеку за стойкой администратора, что у него письмо для мистера Прендергаста. Клерка это не особенно впечатлило.

— От мистера Хьюго Баррингтона, — добавил тогда Смоленый.

Молодой человек тут же оставил пост и проводил старика через операционный зал и по длинному коридору до кабинета управляющего.

— Джентльмен с письмом от мистера Баррингтона, сэр, — объявил он, постучавшись и приоткрыв дверь.

Мистер Прендергаст вскочил, пожал руку старику и усадил его в кресло по другую сторону стола.

— Мистер Баррингтон просил меня передать это вам лично. — Смоленый протянул банкиру конверт.

— Да, разумеется, — откликнулся тот, немедленно узнав почерк одного из самых важных своих клиентов.

Вскрыв конверт, он достал оттуда чек. Бросил на него мимолетный взгляд.

— Должно быть, здесь какая-то ошибка, — заметил он.

— Никакой ошибки, — возразил Смоленый. — Мистер Баррингтон хочет, чтобы вся сумма была как можно скорее выплачена Муниципальным благотворительным учреждениям Бристоля, как он и распорядился по телефону полчаса назад.

— Но я сегодня не разговаривал с мистером Баррингтоном, — сообщил Прендергаст, возвращая чек.

Смоленый с недоверием уставился на пустой листок. Ему понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы осознать, что Баррингтон, должно быть, подменил чек, когда в кабинет вошла мисс Поттс. Но подлинная гениальность его поступка заключалась в том, что он адресовал конверт мистеру Прендергасту и пометил как личный, тем самым гарантировав, что его не вскроют, пока тот не попадет в руки управляющего. Джек так и не смог найти ответ на загадку, кто же был на другом конце телефонного провода.

Старик поспешно покинул кабинет, не сказав Прендергасту больше ни слова. Он пересек операционный зал и выбежал на улицу. Несколько минут Джек прождал трамвай, идущий в порт. С того времени, как он покинул территорию верфи и вернулся обратно, прошло не более часа.

Широким шагом ему навстречу шел человек, которого Смоленый раньше не видел. В его манере чувствовалась военная выправка, и старик задумался, не вызвана ли хромота ранением, полученным на Великой войне.

Смоленый прошел мимо него и поспешил дальше вдоль пристани. С облегчением он увидел, что дверь вагона закрыта, а затем с еще большей радостью обнаружил все точно в том виде, в каком было оставлено. Он опустился на колени и приподнял угол ковра. Бланка с показаниями там уже не было. Инспектор полиции Блейкмор, несомненно, охарактеризовал бы эту кражу как работу профессионала.

Смоленый Джек занял место в пятом ряду, надеясь, что никто его не узнает. Собор был настолько переполнен, что люди, не сумевшие найти места в боковых приделах, стояли в проходах и толпились позади.

На глаза Смоленого навернулись слезы, когда епископ Батский и Уэльский заговорил о беспрекословной вере его отца в Бога и о том, как после безвременной кончины жены каноник посвятил себя служению общине.

— Свидетельством чему, — провозгласил епископ, широким жестом указав на огромную паству, — может служить множество собравшихся из всех слоев общества, кто пришел почтить его память и выразить свое уважение. И хотя этот человек не ведал тщеславия, он не мог скрыть определенной гордости за своего сына, Джека, чье самоотверженное мужество, отвага и готовность пожертвовать собственной жизнью во время Англо-бурской войны в Южной Африке спасли стольких его товарищей и принесли ему крест Виктории. — Он чуть помолчал, перевел взгляд на пятый ряд и добавил: — И как я рад, что вижу его сегодня среди собравшихся здесь людей.

Кое-кто принялся озираться в поисках человека, которого никогда прежде не видел. Смоленый низко опустил голову от смущения.

По окончании службы многие прихожане подходили, чтобы признаться капитану Тарранту, как они восхищались его отцом. То и дело звучали слова «преданность», «самоотверженность», «великодушие» и «любовь».

Джек испытывал одновременно гордость и стыд — стыд из-за того, что вычеркнул отца из собственной жизни ровно так же, как и всех остальных своих близких.

Уже уходя, он заметил и вроде бы узнал пожилого джентльмена, стоявшего у врат собора и явно дожидавшегося возможности поговорить. Тот шагнул навстречу и приподнял шляпу.

— Капитан Таррант? — осведомился он тоном, выдававшим привычку командовать.

Джек приветствовал его тем же жестом.

— Да, сэр?

— Меня зовут Эдвин Трент. Я имел честь являться поверенным вашего отца и, надеюсь, одним из его старейших и ближайших друзей.

Смоленый сердечно пожал ему руку.

— Я хорошо вас помню, сэр. Вы научили меня любви к Троллопу и некоторым тонкостям игры в кегли крученым мячом.

— Весьма польщен, — посмеиваясь, поблагодарил Трент. — Разрешите проводить вас до станции?

— Конечно, сэр.

— Как вам известно, — начал Трент, когда они направились к городу, — ваш отец служил постоянным каноником этого собора последние девять лет. Также вы знаете, что он не уделял внимания мирским благам и даже тем немногим, что имел, делился с людьми, кому повезло меньше, чем ему самому. Если бы его причислили к лику святых, он наверняка стал бы покровителем бродяг.

Смоленый Джек улыбнулся. Ему вспомнилось, как однажды утром он пошел в школу без завтрака, потому что в коридоре спали нищие, которые, по словам его матери, объели их так, что чуть по миру не пустили.

— А посему когда придет время прочесть его завещание, — продолжал Трент, — оно покажет, что он ушел из этого мира, как и пришел в него, ни с чем — помимо тысячи друзей, которых он сам назвал бы подлинным богатством. Перед смертью он поручил мне небольшое дело — на случай если вы придете на его похороны, — а именно передать вам последнее письмо.