Самарин предусмотрительно увеличил дистанцию и встал боком к противнику, стараясь выставить наименьшую поверхность тела для атаки. Матушкин приблизился, держа нож за бедром так, чтобы было незаметно, каким хватом он его взял.

– ИСХ‘ААР!

Самарин ощутил кровь во рту, легкие отозвались болью, как будто звуки, которые он произносил, были сделаны из стали раскаленных докрасна букв.

Матушкин кинулся вперед, замахиваясь над головой, но в последнюю секунду меняя захват, толкнул офицера в живот. Самарин блокировал удар скрещенными руками и оттолкнул нападающего плечом. Матушкин отчаянно закрывался от контратаки, но офицер смог пройтись клинком по запястью солдата.

– Обезоружен! – воскликнул Самарин.

– Обезоружен! – признал Матушкин. – Что это было, ваше высокоблагородие?

– Слово силы.

– То, что вы выучили в библиотеке? Может, и я бы мог?

– В следующий раз, – решил Самарин. – Сначала ты, потом Батурин. Процедура довольно опасная, – объяснил он.

– Практика, похоже, тоже, – солдат подал ему белый платочек.

Офицер вытер губы.

– С каждым разом легче, – заверил он. – Сначала плевался кровью почти неделю.

– И что теперь? Сауна?

– Нет времени, приму душ, а ты как хочешь. До вечера свободен.

– Благодарю.

– Может, навестишь еще раз Рудницкого? Он тебя любит.

– И зачем мне это? Я не сомневаюсь в его компетенции и доброй воле: рана прекрасно зажила, но шрам как был, так и остался.

– Это уже совсем не тот человек, которого мы знали. Он пошел вверх.

– Знаю, он стал магистром гильдии.

– Я не это имел в виду. Господин Рудницкий может делать такое, что другим алхимикам и не снилось. Например, он убил трех бандитов. В поединке.

– Рудницкий?

– Он самый.

– Ну, наверное, схожу.

Самарин кивнул и пошел в душ. Стоя под струями горячей воды, он не думал ни о тренировке, ни о магах, ни о Рудницком. Перед обедом ему доставили пахнущий фиалками конверт. Всего несколько строк: адрес и время. Офицеру не требовалось ничего больше: автором письма могла быть только одна особа. Островская. Анна…

* * *

Она открыла ему двери в костюме от «Агнес Дреколь» и фантастической шляпке с кисточкой. Накинутая на плечи шубка говорила о том, что сударыня Островская не собирается его приглашать внутрь. Она не противилась, когда он обнял ее, игриво ответила на поцелуй, но не ушла с дороги.

– Идем отсюда, – попросила она. – В ресторан или кафе.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду место, в котором я не смогу сделать тебе непристойное предложение? – вздохнул Самарин.

– Я имею в виду место, в котором я не смогу согласиться на твое непристойное предложение, – с улыбкой парировала она. – К тому же я была бы сильно разочарована, если бы не услышала хотя бы несколько таких предложений.

Офицер хотел отшутиться, но его удержало выражение глаз Анны. В ее взгляде застыл страх.

– Ты чего-то боишься? – прямо спросил он.

– Тебя, себя, сама не знаю… Я никогда еще…

Он остановил ее поцелуем, его ладони скользнули под блузку и обхватили груди.

– Саша!

– Я не сделаю ничего, чего ты сама не будешь хотеть, – заверил он. – Но между чаем и тем, о чем ты думаешь, есть место для других вещей.

– Не сомневаюсь, – буркнула она, поправляя одежду. – В данный момент идея пойти куда-нибудь уже не кажется мне такой гениальной.

Самарин молча подал Анне руку.

– Я глупая, – буркнула она.

– Почему?

– Разве это нормально, что я одновременно чувствую и удовольствие, и разочарование?

– Для женщины? Абсолютно.

Попытка столкнуть полковника с лестницы закончилась еще одним поцелуем.

– Идем, – сказала она через минуту. – Иначе еще немного – и я тобой… воспользуюсь.

– Тут немного неудобно, – заметил Самарин. – Но, с другой стороны, солдат не должен избегать трудностей, что бы сказал император?

Офицер выругался: шутка не удалась. Анна вздрогнула при слове «император».

– Это действительно для тебя так важно? – гневно спросил он. – Ты все еще воспринимаешь меня как москаля?

Учительница выбежала на улицу, вдохнула морозный воздух. Самарин пошел за ней, взмахом руки подозвал карету.

– В «Бристоль», – решил он.

– Это не так, – сказала она, когда они оказались в уютной карете. – Если бы ты был юристом или инженером, факт, что ты россиянин, не имел бы значения. И нет, я не вижу в тебе москаля. Ты хороший человек, Саша, и нравишься мне. Слишком нравишься… Но грядут перемены, а ты солдат. Я не знакома с политикой, но читаю газеты и знаю, что приближается кровавая метель, которая сокрушит старую власть и принесет новую. Также я знаю, что ты не уклонишься от войны.

– Нет, не уклонюсь, – сказал он глухим голосом. – И вполне возможно, что долг прикажет мне выступить против твоих соотечественников. Однако неужели мы постоянно должны про это помнить? Звезда Империи пока ярко светит, и оркестр играет.

– Как на «Титанике»? – сказала она, прикрывая глаза. – Нет! Ничего не говори. Обними меня, – попросила она.

Он не успел этого сделать, как карета резко остановилась под сопровождение военных команд и проклятий.

– Останься тут! – попросил он, выходя из кареты.

Улицу заблокировали солдаты, за ними стоял высокий офицер. Когда он повернулся в профиль, Самарин его узнал: майор Завьялов…

– Имя, фамилия, цель поездки? – услышал он за спиной резкий голос.

Задающий вопросы поручик выглядел молодо, Самарин не дал бы ему и двадцати пяти, но усталое выражение лица свидетельствовало о том, что он не в восторге от своего задания, каким бы оно ни было. Похоже, не первый день на службе. Видимый под накинутой на плечи шинелью парадный мундир говорил о том, что он явно не собирался в патруль. Вывод? Что-то случилось. Что-то серьезное. Утверждал это и полковой знак на груди парня, с монограммами царей Петра I и Николая II – Двадцать второй Нижегородский пехотный полк Ее Императорского Высочества Великой княгини Веры Константиновны Романовой стоял в Остроленках, и если его стянули в Варшаву…

Полковник подал документы медленно, не делая резких движений – за спиной офицера стояли двое солдат с винтовками на изготовке.

– Александр Борисович Самарин, – послушно представился он. – Трудно назвать это поездкой, я еду поужинать в «Бристоль».

– Один?

Самарин кашлянул, стараясь не показывать беспокойство: поручик заглянул в документы и никакого тебе «ваше высокоблагородие» или хотя бы «господин полковник».