Новый приказ застал Григория, судя по всему, уже в пути – о намерении отправить ратных людей на Волгу Иван Грозный заявил уже в феврале, значит, в марте они должны были собраться в Нижнем Новгороде, откуда обычно стартовали волжские экспедиции. Сразу после того, как Волга вскрылась бы ото льда, Кафтырев со своими стрельцами и Павлов с казаками на стругах отправились вниз по великой реке. Вряд ли их было больше тысячи, но у страха глаза велики, и ногайский посол Байтерек поспешил сообщить своему господину, бию Исмаилу, что де с Григорием и Федором идет рать великая, ни много ни мало, а целых 20 тысяч ратных людей!680 По пути к Астрахани Кафтырев встретил Тургенева, который плыл ему навстречу. Бывший царский наместник в Астрахани сообщил стрелецкому голове, что де «его отпустил Дербыш царь к царю и великому князю, а послов своих не послал, а сказывает, у него ссылка с крымским царем». Григорий, выслушав Тургенева, немедленно отписал о полученных вестях в Москву (куда его грамота прибыла в мае, следовательно, встреча бывшего наместника и стрелецкого головы в ранге чрезвычайного посланника состоялась не позднее первых чисел того же месяца 1555 г.), а сам вместе с Тургеневым, которого он поворотил назад, скоро погреб со всеми своими людьми в Астрахань681.

Что произошло после того, как наш герой пригреб к Астрахани, стало известно в августе, когда в Москву прибыл гонец от бравого стрелецкого головы – сотник Степан Кобелев. Сотник доставил грамоту, в которой Григорий писал царю, что когда он со своими людьми и с Петром Тургеневым явился под Астраханью, то обнаружил, что город пуст. «Дербышь-царь и все астороханьские люди из города вбежали потому: солгали им, что на них царь и великый князь рать прислал и побити их велел всех, и они от страху повыбежали (еще бы не испугаться – как-никак, а целых 20 тысяч свирепых московских стрельцов и казаков плывут. – В. П.)…»682 Бегство Дервиш-Али было, конечно, неприятностью, хотя, собственно говоря, этого и следовало ожидать после всех предыдущих действий хана. Чувствуя себя виноватым, он, конечно, не стал дожидаться прибытия московского эмиссара, от которого он, астраханский «царь», не ждал ничего хорошего.

Однако опасения Дервиш-Али не оправдались. Пока наш герой добирался до Астрахани, ситуация снова переменилась. Девлет-Гирей не только сам отправился в поход на Москву, но и поспешил защитить переметнувшегося на его сторону астраханского «царя». В помощь Дервиш-Али были присланы три крымских «царевича», «князь» Чегилек и взамен утраченных Ямгурчи – новые пушки и пищали683. Неясно, правда, поспели ли помощники к Дервиш-Али или же Григорий их опередил (кажется, что все же бравый стрелецкий голова прибыл к Астрахани раньше), сколько людей было с «царевичами» (вряд ли очень много – большую часть крымской рати Девлет-Гирей забрал с собой), да и были ли они вообще (мало ли какие слухи бродили по степи). Ясно одно – Кафтырев не стал рубить сплеча, а вступил в переговоры, «со царем Дербышем сослался и со всеми астороханскыми людми и сказал им, что их царь и великий князь пожаловал, и посла к Дербышу Леонтиа Мансурова послал, и царицы отпустил, и их послов Клеша и Тинотаря отпустил, и дань им государь на сесь год пожаловал отдал»684. В результате было достигнуто внешнее примирение – Дервиш-Али со своими подданными вернулся в Астрахань, а вскоре (судя по всему, в конце июля – первых числах августа) в город рекой прибыл и Леонтий Мансуров с астраханскими послами и «царицами». Однако отношения между русскими и татарами оставались напряженными. В одной из разрядных книг было отмечено, что «в одном городе («большом». – В. П.) учал жить царевич Дербыш с татар, а в другом («малом». – В. П.) городе сел Левонтей Мансуров з государевыми людми», то есть, не доверяя друг другу, русские и астраханцы предпочли жить порознь685.

Пробыв в Астрахани до поздней осени, Григорий Кафтырев со своими людьми в ноябре 1555 г. вернулся домой, в Москву. Привезенные им сведения были не слишком утешительны. По словам головы, «Дербышь-царь царю и великому князю не прямит, в Крым ссылается и на Исмаиля-князя выбитых из Нагай мурз перевез и укрепился с ними, что ему на Исмаил с Ысуповыми детми стояти заедин». Вслед за ним в Москву прибыли и послы от бия Исмаила и его мурз, которые в один голос жаловались на Дервиш-Али, что-де он «наших недругов к себе примает и зговариетца с ними», потому лучше было бы, если Иван возьмет Астрахань и поставит там свой город686. К тому же в Москве стало известно, что после ухода Григория Кафтырева и его стрельцов из «малого» городка Дервиш-Али вместе с Юсуфовичами осадил городок, «повели гору поленну, и как ветр потянул на город, и татаровя подвезли под город нефти и гору зажгли. И государевы люди от дыму из города побежали к судом, и суды все просечены. А Левонтей ушел с семью человеки на плотке на верхней острог»687. В итоге в Москве было окончательно решено ликвидировать остатки астраханской самостоятельности, что и было осуществлено на следующий, 1556 год. Однако в завершающем акте астраханской драмы Григорий Кафтырев участия уже не принимал.

Где и как провел следующие три года Григорий – увы, история об этом умалчивает. Можно лишь догадываться, что он, по-прежнему исполняя обязанности стрелецкого головы, нес службу в Москве при дворе Ивана IV. Можно также предположить, что он и его стрельцы приняли участие в том самом знаменитом смотре в конце 1557 г., который столь красочно был описан неизвестным англичанином и о котором мы уже упоминали прежде (опять налицо яркий пример «дипломатии стрельцов»!). И вместе с приказом Тимофея Тетерина Григорий со своими бойцами участвовал в знаменитом зимнем 1558 г. набеге царских войск на Ливонию, в ходе которого подверглись беспощадному опустошению и разорению земли ордена и дерптского епископа688. Сверкнув на мгновение, молния разорвала ночной мрак, осветив еще одну вешку на жизненном пути Григория Кафтырева, но стоило ей погаснуть – и снова он исчезает со страниц летописей и сохранившихся документов того времени. Очевидно, что наш герой со своими стрельцами находился, скорее всего, в Ливонии, но где именно – неизвестно. Проходит почти два года, новая вспышка – и мы видим Григория с его людьми в гарнизоне Юрьева в конце 1559 г., когда город был осажден ливонскими войсками под началом магистра Г. Кетлера и рижского архиепископа Вильгельма (вполне возможно, что именно Кафтырев со своими стрельцами составили костяк того отряда, что прошел в город, невзирая на то, что под ним стоят ливонцы). После того как осада Дерпта провалилась и 29 ноября 1559 г. магистр да архиепископ со своими людьми отступили от города, гарнизон Юрьева, ободренный одержанной над «маистром» победой, не оставил их в покое. Юрьевский воевода князь А.И. Катырев-Ростовский раз за разом отправлял вдогонку за отступающими «немцами» «лехкие» рати, и в одной из них был и наш герой со своими людьми. «И они дошли, – писал летописец, – последних людей и тех побили и взяли тритцать семь языков»689.

Отдых был коротким, не прошло и нескольких недель, как стрельцы Григория по государеву указу сбираются в новый поход. Магистр, атаковав русских поздней осенью 1559 г. под Юрьевом, а затем и попытавшись осадить сам город, нарушил заключенное в апреле того же года сроком на семь месяцев перемирие, и Иван Грозный решил отправить рать на «ливонских немцев», за «их измену» покарав огнем и мечом. Место сбора большой пятиполковой (полки Большой, Передовой, Правой и Левой рук и Сторожевой) рати во главе с боярином князем И.Ф. Мстиславским было назначено во Пскове, традиционном пункте, откуда начинали свои походы против ливонцев русские войска. О том, что рать, отправленная вразумлять неразумных «немцев», была немалой, можно судить по тому, что, во-первых, начало над ней было поручено князю Мстиславскому – одному из опытнейших и вместе с тем родовитейших русских военачальников того времени; рати придавался наряд под командованием боярина М.Я. Морозова, который успешно руководил действиями «большого наряда» под Казанью в 1552 г.; а под 11 воеводами ходили 44 сотенных головы (соответственно четырнадцать в Большом полку, девять в полку Передовом, столько же в Правой руки и по шесть в полках Левой руки Сторожевом), не считая 10 голов при наряде и татар казанских, астраханских и служилых вместе с новокрещенами690. Общую численность царского войска по опыту аналогичных походов того времени можно определить примерно в тысяч пятнадцать или несколько более «сабель» и «пищалей», не считая кошевых-обозных, посохи, обслуживающей артиллерию и пр. И среди «пищалей» были стрельцы Григория Кафтырева со своим командиром.