Просовещавшись несколько дней, участники собора единогласно высказались за продолжение войны. Свое слово сказали и «государя своего царевы и великого князя дворяня первая статья» (всего их было на соборе 196 человек, и на 34-м месте в их списке в приговорной грамоте собора был вписан наш герой). Они заявили, что раз Сигизмунд не желает отдать Ивану «Полотцких поветов» «вверх по Двине реке пятнатцать верст, а вниз по Двине реке от Полотцка пять верст», раз он не желает «поступиться» «против тех городов, которых городов государь поступается королю», то «в том государю нашему царю и великому князю королева великая неправда» и потому «нам ся видит, холопем его, что государю нашему пригоже за то за все стояти, а наша должная, холопей его, за него, государя, и за его государеву правду служити ему, государю своему, до своей смерти». Одним словом, как заявили торопецкие помещики, также участвовавшие в работе собора, «мы, холопи его государские, ныне на конех сидим, и мы за его государское дело с коня помрем»713.

Увы, взаимные претензии и недоверие, нежелание идти на уступки (причем со стороны литовцев это нежелание было более чем заметно) сорвали попытку замирения, и война продолжилась. И естественно, опыту и навыкам Григория Кафтырева при возобновлении боевых действий нашлось бы должное применение, его карьера продолжилась бы. И кто знает, может, ему наконец удалось бы дослужиться до «именной» службы, удостоившись быть занесенным в «Государев разряд» и тем самым создав более выгодные условия для карьеры своих сыновей (увы, о семье Григория, кроме имен его двух сыновей, мы ничего не знаем). Но, к сожалению, не сложилось, и, возвращаясь к тому, с чего мы начали этот очерк, напомним, что Григорий Кафтырев со своими сыновьями были казнены двумя годами позднее собора, весной 1568 г., по обвинению в участии в «земском» заговоре во главе с боярином И.П. Федоровым-Челядниным714.

Что же произошло, почему прервалась и жизнь, и карьера нашего героя, до того развивавшаяся пусть и не очень скоро, но неуклонно? Представляется, что ответ надо искать в событиях, что происходили незадолго до собора и сразу после него, в той политической борьбе, что происходила на русском политическом олимпе в это время. Отмотаем ленту истории на несколько лет назад. В январе 1565 г. Иван Грозный предпринял шаг, вызывающий ожесточенные споры и по сей день, – учредил знаменитую опричнину. Ее «устроение» сопровождалось казнями, опалами и «перебором» служилых людей в уездах, отписанных в «опришнину». Действия Ивана Грозного, его попытка перетасовать служилых людей, найти себе новую опору, сопровождаемые обычными для тех (и не только тех) времен неразберихой и злоупотреблениями, затянувшаяся война, приносившая все меньше и меньше доходов, а все больше расходы, – все это способствовало росту недовольства среди служилых людей. Это недовольство подогревалось, судя по всему, теми боярскими кланами, которые видели в опричной реформе угрозу своему положению при дворе и при власти. Растущая напряженность рано или поздно должна была разрядиться грозой, и ожидание ее буквально висело в воздухе. Примечательно, что летописец занес в летопись мрачное знамение, случившееся как раз накануне собора 1566 г.: «Месяца июня в 26 день, в среду на третеи неделе Петрова поста, на первом часу дни взошла туча темна и стала красна, аки огнена, и опосля опять потемнела, и гром бысть и трескот великой и молния и дождь, и до четвертаго часу»715. Одним словом, обстановка в столице в начале лета 1566 г. была тревожной, и наконец гром грянул. Вскоре после закрытия собора большая делегация земских аристократов и служилых людей (по словам немца А. Шлихтинга, более трехсот) обратилась к царю, по словам летописца, «биша ему челом и даша ему челобитную за руками о опришнине, что не достоит сему быти»716. Разгневанный царь приказал арестовать челобитчиков, некоторых из них казнили, других подвергли битью батогами, большая часть, отсидев под караулом пять дней, была отпущена на свободу (видимо, это было связано с демаршем новоизбранного митрополита Филиппа Колычева, который фактически поддержал челобитчиков)717. И тут на ум приходит мысль – а не участвовал ли наш герой в этом событии, не был ли он одним из челобитчиков? Складывается впечатление, что да, был. Кстати, здесь возникает еще и вопрос о том, не был ли Григорий Кафтырев каким-то образом связан с Адашевыми, по происхождению мелкими костромскими вотчинниками, и с теми костромскими служилыми людьми, что оказались в казанской ссылке после учреждения опричнины718. И если эти предположения верны, то участию Григория в коллективной челобитной удивляться не стоит, равно как не стоит удивляться и тому, что после этого он вышел из доверия Ивана Грозного.

Похоже, что положение Григория Кафтырева стало еще более сложным после того, как Костромской уезд в конце 1566 – начале 1567 г. перешел в опричнину. «Перебор» служилых людей в нем не мог не затронуть его родственников и знакомых, и представляется вполне вероятным, что участие нашего героя в подаче той злополучной челобитной сказалось на их судьбе не самым лучшим образом. Во всяком случае, среди известных опричников Кафтыревых нет. Выйдя же из доверия царя, попав под подозрение, Григорий Кафтырев мог больше не рассчитывать на дальнейшее продвижение вверх. У него оставалось два выхода – или отсидеться, оставаясь незаметным, переждать царскую грозу, или попытаться, поставив все на кон, изменить свою судьбу к лучшему, поставив на другую лошадь. Видимо, Григорий, человек, судя по всему, решительный и не испытывавший недостатка в смелости, решил рискнуть, и раз царь не мог теперь дать ему то, к чему он стремился, попытать счастья на другой стороне.

Итак, снова вернемся к началу нашего рассказа – говоря о смерти Григория, мы отметили, что его казнь стоит связывать с расследованием дела о земском заговоре. Мнения историков о нем, не говоря уже о любителях истории, расходятся радикально – от полного непризнания существования такого заговора до, напротив, столь же безусловного согласия с предположением, что такой заговор, разветвленный и втянувший в свою сеть множество людей, был на самом деле719. Сегодня, учитывая состояние источников, рассказывающих об этой странице русской истории, сложно сказать однозначно «да» или «нет» наличию заговора. Однако, взвесив все имеющиеся сведения, мы склонны полагать, что все же если не заговор, то, во всяком случае, какие-то определенные действия по его организации группой недовольных политикой Ивана Грозного бояр предпринимались, и наш герой, видимо, оказался втянут в эту деятельность. Закончилось для него это печально, но обо всем по порядку.

Итак, как развивались события. Убедившись в том, что все попытки мирным путем урегулировать затянувшийся русско-литовский конфликт не имеют успеха, Иван Грозный решил повторить опыт полоцкого похода и нанести Литве удар, подобный тому, что имел место пятью годами раньше: «Лета 7076-го сентября в 3 день приговорил государь царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии поход свой и сына своего царевича князя Ивана Ивановича против своево недруга литовсково короля»720. Спустя две с половиной недели, 20 сентября 1567 г., Иван Грозный покинул Москву и отправился к Троице-Сергиеву монастырю, откуда 23 сентября убыл в Новгород. Тем временем на северо-западной границе постепенно начала собираться немалая рать – к назначенным для сбора полков городам рысила поместная конница и татары, неспешно шли и ехали на казенных конях и подводах стрельцы и казаки, посошные люди тянули артиллерию и обозы721. Примечательно, что в это же время Сигизмунд II сам собирал огромное (по литовским меркам) войско под Молодечно. В сентябре в королевском лагере насчитывалось около тридцати или несколько меньше конных и пеших воинов и до 100 артиллерийских орудий – как писал белорусский историк А.М. Янушкевич, «это был наибольший сбор посполитого рушения не только за время Инфлянтской войны, но и, вероятно, за все XVI ст.»722. Оперативность Сигизмунда, заблаговременно сумевшего собрать немалое войско, вызывает не меньшее удивление – до этого русские всегда опережали литовцев с развертыванием своих ратей перед началом кампании. А если учесть сведения о попытках Сигизмунда и жмудского старосты Я. Ходкевича настроить некоторых русских бояр против царя и организовать комплот с целью его свержения, а также тайные переговоры Ивана с английским послом А. Дженкинсоном о предоставлении ему убежища в Англии723, эта оперативность выглядит еще более подозрительной.