пули, и массивные каменные ядра. А следы пожарищ и разрушений документируют, очевидно, трагический финал поселения.

К сожалению, должен сказать, что мое участие в исследованиях поселений Сержень-Юрт было достаточно скромным и ограничилось одним сезоном, в ходе которого удалось заметно расширить вскрытую площадь, полностью подтвердить заключения Р.М. Мунчаева о двуслойности памятника и получить новый, достаточно специфичный материал из обоих слоев. Для меня самого было чрезвычайно интересно и важно соприкосновение с еще одним сложным и очень информативным памятником кавказской археологии. Но дело, прежде всего, в перспективе. Я рад, что в какой-то мере способствовал ее развитию.

Полагаю, что именно эта перспектива значительно более, нежели результаты сезона 1960 года, оправдывает мою причастность к исследованиям Сержень-Юрта.

XXI. Болгария

Весной 1954 года начал приподниматься железный занавес. На сессию отделения исторических наук и пленум нашего института, посвященные итогам археологических исследований 1953 года, после многолетнего перерыва приехала большая группа археологов из социалистического лагеря, в том числе ряд крупных специалистов. Они с большим интересом обсуждали результаты полевых исследований в нашей стране, и сами выступили с серией докладов значительного тематического спектра. Возобновились научные дискуссии, столь плодотворные во времена В.А. Городцова и А.М. Тальгрен, и оперативное обсуждение новейших материалов ряда регионов, собранных с участием крупнейших зарубежных ученых. Не буду, естественно, приводить их полный список, но назову такие имена, как И. Неуступный, И. Поулик, Ян Айснер (Чехословакия), Р. Раду-Вульпе (Румыния), П. Гримм (ГДР), К.И. Миятев (Болгария), Ф. Фюлепп (Венгрия), Пэн Венчжин (Китайская Народная Республика), Ст. Пигготти и Г. Даниэл (Англия), М. Гимбутас и Р. Эрих (США).

В помощь зарубежным коллегам были выделены от Института этнографии С.И. Брук, от нашего института — А.А. Формозов и автор этих строк. Я больше всего стремился к контакту с академиком К.И. Миятевым, в то время директором археологического института Болгарской академии наук. Он поразил меня глубокими и разносторонними знаниями ключевых проблем, разрабатывавшихся тогда болгарскими учеными, в области как древней, так и средневековой истории, глубокой интеллигентностью и мудростью. От него первого я получил информацию о замечательных исследованиях академика Владимира Георгиева в области изучения прагреческих языков Балкан (предвосхитивших гениальные работы Вентриса) и в то же время — о роли севера Балкан в распространении в Европе древнейшего земледелия, а далее и о сложном процессе болгарского этногенеза. Кристо Иванович говорил о ряде разнохарактерных путей связей севера Балкан с ближневосточными центрами древнейшего земледелия и степными — древнейшего животноводства. Говорил очень осторожно, не абсолютизируя ни один из источников внешнего воздействия, но признавая роль их взаимодействия наряду с поразительными природными богатствами самого балкано-дунайского региона, начиная с определения здесь еще великим Вавиловым одного из центров происхождения диких злаков. В то же время, переходя к раннему средневековью, составлявшему тогда второй круг моих интересов (и прежде всего, в связи с проблемой праболгар и их связи с азово-причерноморскими степями и лесостепью), К.И. Миятев предупреждал о необходимости избегать здесь однозначного решения и призывал учитывать взаимодействия различных компонентов.

Беседы с этим мудрым человеком произвели на меня глубокое впечатление. По многим пунктам наши представления были близки, и мой интерес к Болгарии, начало которому было положено работой с салтовскими материалами, значительно расширялся, охватив и более ранние эпохи. Особенно заинтересовало меня изначальное — начавшееся еще в раннем неолите — сочетание на севере Балкан ближневосточных и центрально-европейских воздействий с постепенным усилением последних и даже определенным культурным переоформлением вплоть до обратных воздействий.

Профессор Г. Георгиев

K.И. Миятев

Мне представилось возможным это, еще сугубо предварительное, наблюдение связи с нижними слоями Гиссарлыка (болгарское название Хисарлъка. — Ред.), более чем на тысячелетие подстилавшими слой 7-а, принадлежавший гомеровской Трое. К.И. Миятев одобрил такое направление исследования, что очень меня воодушевило, и обещал в дальнейшем пригласить меня в Болгарию для участия в разработке этой проблемы. При этом он даже отметил некоторые материалы из собственных раскопов. «И, прежде всего, следует обратить внимание на Ранний бронзовый век, — предупреждал Кристо Иванович, — слои которого меньше и менее выразительны более ранних, но, безусловно, содержат анатолийские элементы, с одной стороны, и центрально-европейские (подобные баденским) — с другой. Не исключена возможность, — продолжал мой собеседник, — наличия здесь явления активного синкретизма, резкой культурной смены, охватившей как балкано-дунайский регион, так и саму западную Анатолию, европейские связи которой именно с началом раннего бронзового века заметно активизируются».

Повторю, что мне глубоко импонировало такое направление исследования, при котором была заметно конкретизирована проблема евразийских контактов на грани энеолита и раннего бронзового века, и определен один из важнейших путей этих активных и двусторонних контактов, заметно воздействующих на исторические судьбы обоих континентов. Естественно, болгарская первобытная тематика очень увлекала меня, знакомство с ней открывало все более значительные перспективы. И конечно, я с нетерпением ждал участия в непосредственной ее разработке. В 1957 году я впервые получил от К.И. Миятева приглашение в Болгарию. Отправились мы вдвоем. Спутницей моей была М.М. Кобылина — видный специалист по античной археологи и опытный полевой работник. В этой поездке Мария Михайловна получила возможность непосредственно ознакомиться с античными памятниками Западного Причерноморья, а я — с одним из древнейших очагов европейской цивилизации. Первые же километры Болгарии поразили нас красотой, многообразием и исторической насыщенностью. Сменяли друг друга зеленые долины, живописные всхолмления, причудливые скальные выходы и горные массивы. Проехали знаменитую Плевну (Плевен), помянули доблесть и блестящее воинское искусство русских солдат и полководцев М.В. Скобелева, И.В. Гурко, Ф.Ф. Радецкого, А.Н. Куропаткина и других, далее миновали многочисленные туннели и выехали в пределы Софийского поля. На вокзале встречала нас Мария Чичикова — известный специалист по фракийской археологии, супруга академика Дмитрия (Димитра. — Н.М.) Димитрова, ведущего антиковеда и фраколога, за год до того посетившего Москву. Сразу же были установлены самые дружеские контакты. На следующий день нас повели по Софии — оригинальной и поразительно красивой болгарской столице. Превосходны и предельно многообразны памятники церковной архитектуры, начиная со Святой Софии — строгого ранневизантийского стиля, одного из древнейших христианских храмов Восточной Европы, до утопленных в землю (по турецким фирманам) церквей, возбуждающих воспоминания о катакомбных церквях и погребениях Древнего Рима, и торжественных соборах победного православия — Патриаршего собора и огромного собора Святого