— Слушай, брат мой Васильич! Через день-два наши хитромудрые получат ответ из Парижа — согласен ли Дядя Сэм замириться. Но мы его заранее знаем.

— Скажем так, предполагаем с высокой долей вероятности, — ответил осторожный командующий флотом. — К чему клонишь, Петр?

— Корейцы убеждают, сейчас самое время по ним на суше ударить, пока янки в растерянности. Сам гляди. Вокруг бухты у них малая полоска земли, солдатня там что консервы в банке. Вывезти не на чем, ты им полтораста тысяч грузового тоннажа угробил. В Китае бардак, как всегда, за власть спорят цареныш Пуи и генеральская свора вокруг него. Готовь корабли к десанту, — барон ткнул карандашом в точку на китайском побережье.

— С Генштабом, естественно, согласовывать не собираешься? Я всегда знал, что ты сорвиголова. Не думал, что настолько.

— Подумаешь. Ну, высадим пару-тройку дивизий в нейтральной стране. Промахнулись в темноте на пару километров. Хреновые у тебя штурманы, адмирал.

— Так Циндао — тоже японская, сиречь нейтральная земля. После этого самураи точно не выдержат и влезут в войну армией и флотом.

— Саша, не переживай. Чай, не первый раз вместе воюем. На расположение их дивизии сбросим вымпелы с вежливой просьбой не вмешиваться, куда не просят. Узкоглазые не трусы, но с дисциплиной у них сурово. Без приказа из Токио не сунутся. Не то что мы с тобой. А пока суд да дело, вокруг бухты вырастут горки из американских трупов. В эдаком пейзаже самураям точно воевать не захочется.

— Там еще флот в бухте, не забывай.

— Ну уж нет. Кто у нас адмирал? Вот и решай с флотом, чтоб он никому глаза не мозолил.

После этого военного совета, произошедшего в нарушение всех и всяческих правил планирования стратегических операций, воинской субординации и международного права, к Порт-Артуру выдвинулись танковая и кавалерийская дивизии, а подводные минзаги уплотнили осаду эскадры.

Глубокой ночью на 14 июля в тропической тьме вспыхнули два ярких огня. Два буя с электрическими лампами и гальваническими батареями внутри русская подводная лодка установила в створе прохода к бухте Цзяоджоу. Их заметили с берега, пробовали обстрелять, потом послали катер. Опередив его, низко над водой прогудел самолет, ориентируясь по этим огням. Он чуть набрал высоту над бухтой и сбросил осветительные ракеты на парашютах, выхватившие из мрака корпуса американских кораблей. Спиралью набрал высоту и снова сбросил медленно опускающиеся светляки.

Возможно, кто-то из морских офицеров слышал о тактике ночного налета, совершенного у устья Вислы. Одно дело — понаслышке. Теперь пришло время увидеть воочию.

На каждом линейном корабле или крейсере есть прожекторные посты. Но никто не обучен отыскивать атакующие аэропланы в ночном небе. Зенитных ночных стрельб не только никто не проводил — о таких американский флот слыхом не слыхивал. Поэтому если и удавалось зацепить лучом русского, то попасть и сбить до пуска торпеды — никак. Вдобавок морские монстры стояли неподвижно на якорях и причальных бочках, создав наилучшие условия для прицеливания. Даже противоминные сетки не спустили: по закону нельзя топить суда в порту нейтральной страны.

В первую группу налетчиков вошло всего двадцать одномоторных С-22, но американским морякам показалось, что русских сотни. За считаные минуты бухта заполнилась громом торпедных взрывов, канонадой рвущихся погребов и частыми хлопками боеприпасов, рвущихся в горящей боеукладке башен малого калибра. Это был даже не ад. Библейская преисподняя — сущий курорт по сравнению с бухтой Цзяоджоу в страшную июльскую ночь.

Вторая волна торпедоносцев не увидела американскую эскадру! Водное пространство покрылось густейшим дымным облаком, из которого как грозовые отблески пробивались отсветы пожаров и взрывов. Где-то в черную гарь врезались клубы пара. То лопались машинные котлы кораблей, стоявших под парами.

Набрав дистанцию, дабы не случилось столкновений, «сикорские» нырнули в облако, удерживаясь немного выше топов мачт. Торпеды, пущенные наугад, все равно находили цели куда лучше, чем в открытом море по движущимся корпусам. Зенитная стрельба, и вначале неплотная, пропала совсем — артиллеристы не то что аэропланов, собственных стеньг не видели.

Торпедоносцы улетели, а в предрассветных сумерках началась вторая фаза трагедии: четыре линкора и отряд линейных крейсеров обрушили лаву огня из главного калибра по расположению американских дивизий.

Над Циндао метался разведчик, пытаясь корректировать стрельбу. Удавалось плохо — к дыму пожаров прибавились облака сухой пыли. С борта самолета едва проступали очертания бухты, в окутавшей ее мути мелькали яркие вспышки разрывов. В одном пилот и летнаб были солидарны: ни за какие жизненные блага они не согласились бы оказаться внизу.

Там действительно воцарился кошмар. Тяжелые корабельные фугасы, попадая в скопление солдат, порой уносили десятки жизней за раз. В считаные минуты восточный берег бухты стал похож на песочницу, которую расковырял лопатой сумасшедший исполинский ребенок. О каком-либо порядке уже не было речи. Люди метались среди взрывов, обезумевшие от ужаса и нестерпимого грохота. Кто-то прыгал в воронки в надежде укрыться, теряя сознание от пироксилиновой вони, кто-то молился, пытаясь словами, обращенными к Богу, перекричать творившийся вокруг кошмар. Стонали раненые; казалось, они беззвучно открывают рты, не в силах воплями заглушить гром разрывов. Оторванные головы и части тела, вывернутые внутренности, окровавленные ошметки устлали квадратные мили, адскими птицами летая в воздухе по воле ударных волн. Носились лошади, сорвавшиеся с коновязи, топтали людей и умирали вместе с ними — осколки фугасов легко находили их крупные тела.

Вдруг все стихло по воле невидимого дьявольского режиссера. На узкой полоске земли между бухтой и невысокими скалами, где полчаса назад ровно стояли ряды американских палаток и совершенно неаккуратно лачуги, изображавшие город Циндао, уцелевшие поднимались на ноги. На самом деле живых и не раненых осталось гораздо больше, пусть оглохших и деморализованных. Из-за разорванных барабанных перепонок они не услышали, а скорее ногами почувствовали нарастающее дрожание почвы.

Обойдя порт и скалы с севера по китайской территории, на разбитое побережье двинулись танки, растянувшись четырехкилометровым фронтом атаки. За ними — казаки.

Обычно бронетанковые части наступают в сопровождении пехоты. Нарушая множество правил, включая эти, Врангель велел пехоту не брать, забить боевое отделение вторым набором фугасно-осколочных выстрелов. К пулеметам патронов также не жалеть.

Когда ошалевшие солдаты поняли, что торпедирование флота и артобстрел были лишь цветочками, воли к сопротивлению не осталось практически ни у кого. Танковые снаряды и пулеметные очереди унесли неизмеримо больше жизней, а уже на первом километре гусеницы приобрели грязно-бордовый цвет, перемалывая пришельцев из-за океана. Забившихся в снарядные воронки достали казаки, не слезая с коней: взмах шашки — и готово.

У пожарищ Циндао русские развернулись, повторно прошли вдоль бухты. Уцелели лишь самые разумные американцы, бросившие оружие и разбежавшиеся по скалам. Танки двинулись к северному берегу.