Я прикрыл глаза, восстанавливая в памяти: карета «скорой помощи», джипы, «мерседес», из которого выходит в самом деле импозантный человек, а вокруг него образуется вакуумная пустота, словно некое энергетическое поле, прозрачной аурой обтекающее его сухопарую фигуру, отталкивает толпящихся во дворе людей, не рискующих приближаться к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки, — чем-то его внешность, манера держать себя поразили меня тогда, однако только теперь я нашел этому его качеству более или менее точную характеристику.

— Он всегда настолько стерилен?

— Стерилен?

— Он даже не снял перчатку, когда приподнимал простыню.

Малахов сложил руки на груди, откинулся на косую спинку скамейки и, подняв лицо к небу, некоторое время молчал.

— В наблюдательности тебе не откажешь… Хм, перчатка! Я, сказать по правде, на это не обратил внимания. Но суть ты ухватил верно — стерилен. Причем болезненно. Если не сказать — маниакально.

— Это в самом деле что-то вроде маний? Ну, наподобие того, чем мается Майкл Джексон, который на публике иногда появляется в каком-то специальном респираторе, чтобы, не дай бог, не вдохнуть какую-нибудь бациллу?

— У богатых свои причуды. — Он с усмешкой возвратил мне копию моей недавно оброненной реплики. — По науке это называется мезофобия. Боязнь подхватить какую-нибудь заразу. Даже самую безобидную, вроде насморка… Да, он избегает прямого контакта с людьми, даже на уровне рукопожатия. Разумеется, употребляет продукты, экологическая чистота которых не вызывает сомнений. Плюс к тому специальные очистители воздуха — в офисах, в машине. М-да, Сергей Ефимович в самом деле человек глубоко стерильный, это ты верно подметил.

— Такого рода комплексы на ровном месте не возникают.

— Возможно… В его окружении поговаривают, что эта его мания как-то связана с его женой… Второй женой. Говорят, она потрясающая женщина, знаешь, из породы ярких. Ну вот, сравнительно уже давно они наведывались в Кению, на сафари, и там она подцепила что-то малоприятное — то ли малярию, то ли еще что-то. История какая-то темная… Будто бы он собирался ехать один, справедливо полагая, что такого рода вояжи по саванне не для хрупкой женщины, но в аэропорту с ней случилась истерика… Словом, никому ни слова не сказав, она прилетела следующим рейсом и застала его еще в Найроби… Деваться ему было некуда, пришлось держать ее при себе. Ну а потом она добрых полгода отлежала в Кремлевке. Чем там дело кончилось, я не знаю, да и знать не хочу. Скорее всего, ее поставили на ноги. Но с тех пор он слегка — в этом смысле — стал неадекватен, так сказать. — Малахов помрачнел и коротко глянул на керамический овал в граните памятника. — Говорят, он ее очень любил.

— В делах он настолько же стерилен?

Малахов вздохнул и скривил губы в саркастической ухмылке.

— М-да, выходит, падение с балкона все-таки имело место быть.

— Так все-таки заметно?

— Еще бы. Только сильно ударившийся головой способен предположить нечто такое — в нашей-то стране. Разумеется, в делах стерильностью и не пахло. Тут мы имеем полный наш Джентльменский набор — вплоть до того, что во времена оны при странных обстоятельствах исчезали люди, в чем-то Сергею Ефимовичу мешавшие. Версии о его причастности, конечно, отрабатывались, но доказать ничего не удавалось.

— И не удастся, — быстро вставил я.

— Да, — сумрачно согласился Малахов. — Но не потому, что Сергей Ефимович вдруг сделался добрым самаритянином и, устыдившись прошлых деяний своих, раздал капиталы бедным. Как раз наоборот — он добрался до тех ступеней нашей иерархии, где нанимать тривиальных киллеров считается признаком дурного тона. Зачем? Когда и так любого, кто тебе не по ноздре, можно пустить на дно вполне цивилизованно. Просто приводятся в действие механизмы влияния, начинаются легкие подергивания нужных ниточек… Глядишь, и на неугодного тебе деятеля наехала прокуратура — ай-ай-ай, какая незадача! Глядишь, и какой-то другой деятель, сдуру наступивший Сергею Ефимовичу на мозоль, оказался в СИЗО, да еще в камере с крутыми ребятами, — ах, бедный он, несчастный! А потом этого несчастного в один прекрасный день находят в камере повешенным. Так что его штатный специалист по прежним крутым разборкам, можно сказать, в последнее время отдыхает. И занимается легальным бизнесом.

— А кто он такой?

— Некто Астахов.

То ли вороны взорвались острым криком где-то высоко над нами и, стронувшись со своих насиженных мест, волнистым черным покрывалом застелили и без того приглушенный солнечный свет, слабо сочащийся сквозь старый лес, то ли просто в глазах моих немного потемнело. В голове возник густой и тяжелый, отдаленно напоминающий колокольный, звон. Из состояния прострации вывел жар сигаретного огонька, лизнувший онемевшие пальцы. Я поискал, куда бы бросить окурок — сорить в чистом и опрятном, посыпанном желтым песком пространстве вокруг могилы рука не поднималась, — так и не нашел. Малахов достал из сумки пластиковый стаканчик, налил в него минералки, я с благодарностью кивнул, утопил в шипящей воде окурок и, кажется, опять обрел дар речи.

— А он мне понравился. Думал, в кои-то веки в нашем городе встретил приличного человека… А что их связывало?

— Служба, — просто отозвался Малахов.

— Ага. Служили, значит, два товарища в одном и тем полке, — пропел я. — А потом: вот пуля пролетела и — ага! Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал.

— Да нет. Если вокруг ребят из этой конторы пули и летали, то лишь в крайних случаях. Но дела делались такие, что лучше б человек, который на крючок попал, в самом деле словил пулю.

— Ты хочешь сказать…

— Хочу, хочу, — усмехнулся Малахов. — Когда-то эта контора называлась Комитет госбезопасности.

— А наш стерильный клиент тут при чем?

— А при том, что жил да был в те славные времена молодой перспективный сотрудник комитета, и в один прекрасный день его назначили курировать ряд научно-исследовательских институтов. Строительной механизации в том числе. А в ту пору скромным научным сотрудником, завсектором в этом институте трудился еще один перспективный, подающий надежды специалист, уважаемый товарищ Сухой Сергей Ефимович. И надо же так случиться, что в институте компетентными органами были выявлены изрядные махинации. По теперешним-то временам — так, ерунда, мелочь: институту отпускали средства для разработки проекта загородного поселка будущего. Такие образцово-показательные деревни, где будут жить наши труженики полей со всеми удобствами. Работа закипела. Но что-то не заладилось дело, не пошло, а потом про этот проект потихоньку забыли. Образцовая деревня между тем была спроектирована и отстроена: в одном живописном районе Подмосковья. Только обитали в этих симпатичных загородных домиках, разумеется, не крестьяне.

— И наш подающий надежды заведующий сектором?

— Ну что ты… За кого ты его держишь? У него чутье, как у легавой. Он в это дело ввязываться не стал. Он просто все знал. Но молчал до поры до времени. Ну вот. И молодой товарищ Астахов вызывает как-то к себе в кабинет товарища Сухого: садитесь, располагайтесь разговор у нас будет долгим. Ай-ай-ай, товарищ Сухой, говорит товарищ Астахов, как же это вас, такого образцового товарища, угораздило впутаться в дела дирекции… Нет, вы, конечно, ничего не воровали. Но ведь все знали, не так ли? Почему же не просигналили? Нехорошо, так настоящие партийцы не поступают. Но, впрочем, мы можем вашему — и только вашему персонально делу — не дать хода. И вообще, человек вы энергичный, инициативный, пора вам заняться живым делом, знаете ли, в Академии наук есть хозяйственное подразделение, оно ведает всякими бытовыми делами наших уважаемых академиков, порой у них возникает потребность что-то строить на своих дачах, ну и так далее… Словом, вы конечно же согласны этот хозяйственный отдел возглавить. Ну вот и прекрасно — приступайте. Работайте. Обвыкайтесь. Заводите знакомства среди ученой публики, входите в доверие. А мы с вами будем регулярно встречаться и беседовать.