Я старался изо всех сил, но не мог его догнать, и при счете 3:6 столкнулся с тремя матч-пойнтами. Мне требовалась хорошая подача. В голове эхом раздавались тысячи голосов комментаторов:

– Вот что отличает настоящего чемпиона – способность сильно подать, когда это действительно необходимо.

Моя проблема заключалась в том, что я не был Питом Сампрасом или Джоном Маккинроем. Я был Тони Хоуксом – и в любом случае должен признать, что я не чемпион. Моя карьера молодого теннисиста доказала, что у меня имелось все, чтобы выигрывать на соревнованиях, кроме темперамента. У меня наблюдалась тенденция не стремиться к вершинам, играть на весьма среднем уровне до конца своих дней.

Когда я шел к задней линии, то понял, что в теннисе достиг кульминации всей жизни. В этом пари я поставил на кон целую философию, философию, на которую я собирался опираться остаток дней. Я посмотрел на Спыну. Он выглядел расслабленным. Конечно, он был расслаблен. Для него это было легко, ничего не значило, вероятно, никто даже не узнает, что он играет в теннис. Для него это была просто передышка между тренировками. Все бремя легло на мои плечи, и я отчаянно нуждался в свежих силах. Ладно, пусть я не могу сильно подавать, но раньше я выигрывал очки одним ударом. Иногда правильную подачу так же невозможно отбить, как и сильную. Все, что мне было нужно, – правильно подать.

А потом меня словно озарило – я должен попросить Даниила мне помочь. Разве миг за роялем сегодня днем не вдохновлял? Разве у меня не возникло ощущение его присутствия? Не такая уж дикая идея. Надо попробовать. И вот, стоя на линии и готовясь подать, я стучал мячом об пол и бормотал:

– Даниил, если ты здесь, приятель, это я, Тони, чувак, который пел тебе сегодня днем. Слушай, мне нужно очко, ты же сделаешь все, что в твоих силах, чтобы мне помочь?

И с этими словами я подбросил мяч в воздух, согнул колени, выгнул спину и приложил максимум усилий к тому, что непременно должно было стать неотбиваемым ударом в центр поля противника. Обод ракетки хрустнул, соприкоснувшись с мячом, я взмахнул запястьем, чтобы ускорить мяч. Это была поистине мощнейшая подача.

Мяч приземлился ровнехонько в нижнюю часть сетки. В то же мгновение я понял, в чем ошибся. Я просил помощи у духа слабохарактерного концертного пианиста. Явно стоило бы обратиться за поддержкой к покойному Артуру Эшу, но я о нем даже не вспомнил; кроме того, сегодня я ему не пел, так что у него было полное право отказать мне в помощи.

Еще не все потеряно, у меня есть второй шанс. На сей раз я решил справиться сам, без призвания мертвецов. Я должен выиграть это очко. Отличная проверка моего характера. Я знал, что могу победить.

Я решил удивить Спыну, после подачи рвануть к сетке и сыграть мяч с лета. Это было бы смело, и вряд ли он такого ожидал. Буду подавать прямо в него, не дав ему возможности переместиться, чтобы выполнить хороший удар, и буду надеяться, что его скрутит судорога и он не сможет разобраться, принимать мяч справа или слева. Я глубоко вдохнул, произнес «Ну, давай же!», в последний раз ударил мяч об пол. А потом подал.

Это была хорошая подача, именно та, на которую я рассчитывал. Спыну постарался отклониться, ему лишь удалось коряво отбить правой и замедлить мяч. Все выглядело так, будто мы просматривали замедленную съемку. Мои глаза видели только возвращающуюся ко мне желтую сферу. Я быстро перехватил ракетку, чтобы ударить справа. Я подбежал к сетке, мяч мучительно медленно приближался к моей вытянутой правой руке. Когда ракетка соприкоснулась с мячом, мои сверхусилия закончились финальным животным ревом отчаяния.

Я отбил идеально. Мяч приземлился в дюйме от участка, где соединялись задняя и боковая линия, за пределами вытянутой ракетки Спыну. Я почувствовал прилив адреналина, момент гордости от того, что наконец-то смог отбить в нужный момент.

К несчастью, Спыну тоже смог, отправил правой великолепный победный мяч на линию.

Я проиграл.

Молдаванин с извиняющимся видом не спеша подошел к сетке, чтобы пожать мне руку. Он победил в великолепной игре, которая абсолютно ничего для него не значила. Если бы мы поменялись ролями, он не смог бы так хорошо сыграть, я уверен. Или, может, мне пора ненадолго прекратить заключать пари. Ведь я только что проиграл крупное… очень крупное пари.

Пока Спыну надевал тренировочный костюм и паковал вещи, я присел на краю корта, прокручивая в голове последний эпизод. Я просто не мог поверить в случившееся. Я через столько прошел ради этого матча, и мой противник разыграл впечатляющий тай-брейк. Спыну протянул ладонь, чтобы пожать мне руку перед уходом.

– Ты спасибо, – сказал он на чудовищном английском. – Я жаль.

– Ничего, – смиренно ответил я. – Спасибо за хорошую игру. Ты заслужил победу. Ты был лучше.

Он пожал плечами и ушел, явно не поняв ни слова. Я вполне мог сказать то, что на самом деле думал:

– Спасибо, что провалил мое пари, сволочь.

Джонни все не появлялся, а я не был в настроении ждать. Мне на самом деле ни с кем не хотелось разговаривать, а особенно с человеком, с которым одной из главных тем разговора, несомненно, станет Филиппа, наша общая подруга, которую я никак не мог вспомнить. Я пошел пешком в «Бет Даниил» по безлюдному центру Зихрон-Яакова, где оказался единственным посетителем в безлюдном баре. В такой миг хороших мест вообще не бывает, но я вполне мог бы найти то, какое не выглядело бы построенным специально для меланхоликов. Тематический парк для депрессивных маньяков под названием «Мрачный мир». Я уныло уставился в пиво «Маккаби» – местное израильское пиво, потому что хотел, чтобы пиво отвечало моим чувствам. Пинта горького. Бармен посмотрел на меня, на мою теннисную форму, на сумку с ракетками.

– Не грусти, – сказал он. – Боже, если не умеешь проигрывать, зачем играть?

Поблизости не оказалось ни одного вооруженного подростка, лишь потому я не схватил ружье и не застрелил бармена.

Девушка, сидевшая рядом со мной в автобусе, спросила, что я делаю в Израиле.

– О, я просто в отпуске – езжу по стране, изучаю местные достопримечательности, – трусливо ответил я.

Мне не хватило душевных сил сказать правду.

– Я приехал сюда играть в теннис.

Потому что я знал, каков тогда будет следующий вопрос.

– И выиграл?

Эйлат особо меня не вдохновил. Однако я знал, что в это время здесь довольно солнечно, и, если мне в Лондоне придется раздеться в разгар зимы догола, я должен воспользоваться шансом и приобрести прекрасный бронзовый загар. Большая часть дороги, на которую ушли четыре с половиной часа, пролегала через пустыню, каковая, пусть и выглядела поразительно, не могла поднять мне настроение. Гам ничто не росло. Никакой зелени. А в том настроении, в котором я пребывал, мне требовалась буйная растительность, пологие холмы и веселые овечки, а не безжизненные берега моря с очень подходящим названием – Мертвое. Тысяча футов ниже уровня моря, это место – самая низкая точка планеты. Значит, вот оно. Я достиг низшей точки Земли. Я пытался успокоить себя избитой мудростью, что иногда нужно достичь дна, чтобы снова подняться наверх, однако хорошо понимал, что это не всегда так. (За подробной информацией обращайтесь к «Титанику».)