— Не стрелять! — кричу я.

Странное дело, стрельба по нам тоже прекращается. Как спереди, так и сзади. Сбоку — тоже. Высунув голову из-за дерева несколько дальше, чем диктует здравый смысл, я вижу, как эти трое повторяют маневр первой пары. Строго говоря, никакого маневра у них нет вообще — зомбаки галопом несутся к сиянию и поочередно исчезают в нем.

Ну и как это понимать, я вас спрашиваю?

— Чемодан… — стонет Хвост. — Ну?

— За ними, Чемодан… Давай за ними…

Сдурел? Рехнулся со страху? Или он знает что-то такое, чего не знаю я?

— Ты в своем уме?

— Я слышал о таком, — упрямится Хвост. — Думал, вранье, как обычно. А оно… вон как. Это тоже аномалия, но не ловушка. Это… проход, что ли.

— Куда еще проход?

— Не знаю! Но это не смертельно. Стал бы контролер ни за что своих бойцов гробить…

На это у меня найдется десяток возражений, но они были бы уместны, если бы нам светил реальный, а не призрачный шанс спастись. Пока же есть над чем подумать. Вопрос только в том, сколько времени дано нам на размышление.

Еще трое!

Теперь я уже ничего не понимаю, но, разумеется, готов срезать всех троих одной очередью, благо они бегут по сходящимся направлениям и нисколько не прячутся. Будто демонстрируют мне образ действий: гляди, мол, Чемодан, как надо!

Именно это мне крепко не нравится. Всей Зоне известно: «монолитовцы» не подпускают посторонних к ЧАЭС и особенно к Монолиту, в этом смысл их безмозглого служения. У контролера та же общая задача, но он умнее, в голове у него больше функций. Чего ради контролер стал бы спасать нас? Кто мы ему?

Но огонек надежды во мне — вот он! Зажегся. Ну что за сволочь такая человек, всегда рассчитывает как-нибудь словчить, смухлевать, вывернуться, только бы жить! Ведь ежику понятно: такие шансы даются не даром, за них платить придется… Чем, интересно? Мозгами? Душой? Или попросту и дешево — жизнью?

В том-то и загвоздка: перестрелять нас «монолитовцы» могли бы и без этих фокусов. Потеряли бы еще нескольких бойцов, но задачу решили бы.

А новая троица в точности повторяет действия предыдущей. Главное, вот что занятно: сутолоки у них перед белым сиянием не возникает. Движение зарегулировано. И, не столкнувшись друг с другом, выдерживая короткие правильные интервалы, зомбаки поочередно пропадают в сиянии.

Сколько же «монолитовцев» против нас? Все здесь, что ли? Специально нас встречали?

— Чемодан! — взывает Хвост. — Чемодан, ну не будь дурнем! Нам показывают, куда бежать!

Это еще надо выяснить, кто из нас дурень. Если противник и дальше будет столь расточительно тратить бойцов, то наш отход станет вполне решаемой проблемой. Однако надежды мои напрасны — по нам снова ведется огонь, малоприцельный, но густой. Несколько секунд грохота отовсюду — и вновь наступает тишина. Ясно как день: нас подталкивают к решению.

— Ну, ты как хочешь, Чемодан! — зло сипит Хвост. — А я… Уй-и-и!..

Боль обрушивается на меня, как снег на голову. Рядом жалобно мычит Гляпа, чуть дальше подвывает Хвост. Знаю я, от чего в Зоне случается внезапная мигрень, очень хорошо знаю. Это пси-воздействие с близкого расстояния. Один из излучателей таки заработал. Знаете, как пылает мозг под черепной крышкой? Ничего вы не знаете! Адская, нестерпимая боль парализует волю, и через несколько секунд человек уже ничего не соображает, не пытается бежать, а лишь бессмысленно корчится там, где застал его пси-удар. Ему бы уносить ноги, а он, стиснув голову руками, мечтает лишь о том, чтобы пытка когда-нибудь кончилась. И она кончается спустя минуту или две, когда человек уже перестает быть человеком. Попал под пси-излучение — беги, это нерушимое правило. Где бы ты ни находился — улепетывай, спасайся от самого страшного, что может с тобой произойти. Стисни зубы и беги.

Но куда?

Под пси-ударом многие теряют способность к ориентации, но есть и другая гадость — галлюцинации. Выжигаемый мозг рисует то, чего нет. И вижу я сквозь боль, как белое сияние раздается вширь и как появляются в нем ворота с медленно распахивающимися створками, и как тянется к воротам лунная дорожка, будто бы не грязная лесная подстилка под нами, а чистая водная гладь, подернутая легчайшей рябью. Туда бежать? Нет, идти, бежать я не смогу… Ладно, иду.

Лунная дорожка ускользает из-под ног. Я шатаюсь. Я пьян? Нет, мне просто тяжело нести самого себя, и кто бы мне сказал, зачем я туда иду? Тяжело ведь. Гораздо лучше лежать и мучиться, чем идти и мучиться. Рюкзак весит полтонны, нести его нет сил, и скинуть с плеч нет сил. Еще граната в одном кармане и пистолет в другом — оба по центнеру. А что автомат? Ах да, я его бросил. И очень хорошо сделал — с ним нипочем не дошел бы… Где я? Нет, вроде не сбился с пути, иду. А упаду — поползу, не зная «чем, просто потому, что так приказал себе.

Пусто в мире. Нет Зоны, нет людей, нет аномалий. Все провалилось в тартарары, остались только я и моя боль. Ворога рядом, я готов войти них. но они растворяются и пропадают в белом сиянии. Это не важно, важно только то, что я дошел… дошел… дошел…

И сразу — чудовищное облегчение! Внезапно, рывком, и рывок этот столь резок, что вызывает новое страдание. Разве ж можно сразу снимать боль? Это не лучше, чем рывком отдирать от раны присохшие бинты. Какой организм стерпит это безропотно? От неожиданности я падаю, пройдя два шага по неожиданно твердой поверхности.

И слышу:

— Не вставай, Чемодан! Ляг, тебе сказано! Голос Вычета.

Дайте-ка мне отдышаться, дайте понять, где я. Подо мной простерлось нечто ровное, серое и слегка шершавое, не то пол, не то дорожное покрытие. Так. Нет корявого леса на подходе к ЧАЭС. Нет пси-излучения, едва не выжегшего мой разум. Нет серого неба над головой… то есть нечто серое там имеется, но не небо, точно. Никаких предметов, никаких ориентиров. Есть зомбаки — потерявшие связь с контролером, сбившиеся в кучку, теперь совершенно безопасные… Почему-то их шестеро, хотя в белое сияние вошло восемь. И еще есть Вычет, он лежит на животе шагах в двадцати пяти от меня, кричит и машет рукой.

— Не ползи ко мне! Вон туда ползи! Нельзя здесь кучковаться! Ничего не понимаю, но ползу куда велено. Может, Вычет и прав.

Я тут пока новичок, а он, можно сказать, старожил, минут десять-пятнадцать уже на животе елозит. Ладно, поелозим и мы.

Вся четверка снова в сборе: следом за мной буквально из ничего материализуются на серой поверхности Хвост и Гляпа — и точно так же падают, не пройдя и трех шагов. «Не вставать! — орет им Вычет. — Лежать! Только отползти друг от друга!»

Что еще за ерундовина?

Пытаюсь соображать, хоть это и трудно. Текут секунды. Никто больше не появляется. Верчу головой и обнаруживаю любопытный факт: зомбаков уже не шестеро и тем более не восемь, а всего пятеро. Они по-прежнему растерянно топчутся, сбившись в кучку, как овцы, они вооружены, но им больше нет до нас никакого дела. И мерещится мне, что каждый из них пребывает в глубокой задумчивости, мучительно пытаясьвспомнить нечто важное, ключевое, жизненно необходимое…