— Если не прекращу думать об этом, то сойду с ума, — простонала Джоселин. — Боже, великий Боже, знаю, что я дура. Но разве в тебе нет жалости к дуракам? Нас ведь так много.

Джоселин пришлось мучиться до вечера. Но, несмотря на страдания, она ликовала, что ей приходится переживать их. Лучше страдать, чем ощущать пустоту, которая пришла в ее жизнь в последнее время. Затем позвонил дядя Пиппин и рассказал, как все произошло. Оказалось, все не так и плохо. Принц и Хью не были серьезно ранены. Принца уже отправили домой, а Хью еще оставался в больнице по причине легкой контузии, которая пройдет через несколько дней. Больше всех не повезло молодому Грендеру, он чуть не лишился уха и до сих пор был без сознания, но врачи считали, что он выздоровеет и, между прочим, пришили ему ухо.

— Надеюсь, это излечит Принца от привычки безрассудного вождения, — сказал дядя Пиппин, покачивая головой, — хотя, сомневаюсь. Он жутко ругался, когда мы его поднимали, и я укорил его. Я сказал: «Тот, кто пару минут назад был почти у врат рая, не должен так браниться», но он не прекратил. Обругал несчастную свинью по всем статьям, а заодно и весь свет.

— Мне не понравилось, как вчера вечером завывал ветер, — сказала тетя Рейчел, покачав головой, — Я знала, что будет горе. Это доказательство.

— Но горя нет… Хью же не сильно ранен, — невольно воскликнула Джоселин. Ей стало так легко на сердце после пережитых страданий, что она едва ли осознала свои слова.

— А как же ухо бедняжки молодого Грендера, который еще в больнице? — с упреком спросила тетя Рейчел.

— И свинья? — добавил дядя Пиппин. — Я весьма скорблю о свинье.

II

Джоселин, возвращаясь домой по короткому пути после прогулки в гавань, остановилась на миг у калитки пастбища Саймона Дарка, которая вела на проселочную дорогу в Серебряную Бухту. Был мрачный ветреный вечер, холодный для августа, с душком приближающейся осени. Между порывами ветра слышался нескончаемый гул моря. На западном горизонте на фоне ярко-алой полосы заката чернел силуэт церковного шпиля. Над ним зловеще-прекрасно сгущались тяжелые грозовые тучи. Повсюду, на холмах и вдоль дорог деревья раскачивались на ветру, словно жуткие старухи, размахивающие руками. Те, что склонились над калиткой, напоминали шабаш ведьм, твердящих дьявольские заклинания.

Лето, следующее лето, почти прошло; астры и золотарник цвели вдоль красных дорог, щеглы поедали космеи, подсолнухи рассыпали семена в садах, и меньше чем через месяц должна была решиться судьба кувшина. Интересы клана вновь сосредоточились вокруг него. Дэнди хранил свои уста на замке, и никто не знал больше, чем в самом начале.

Но Джоселин было все равно, кто получит кувшин. Ей хотелось остаться наедине с этим вечером — особенно с таким вечером. Он так подходил к ее собственному грозовому настроению. Ей нравилось слушать, как ночной ветер неистово шумит в камышах на болотце в конце пастбища, гудит над головой в деревьях.

Весь этот день она была взбудоражена. За последнее беспокойное время для нее стало привычно думать, что покой — это все, о чем она молит и чего желает. Но сейчас она поняла, что хочет большего, намного большего. Она хочет быть женщиной и женой, она хочет Хью и Лесную Паутину, она хочет всего, чего желала, прежде чем ею овладело безумие.

Из ее жизни ушла красота. Она прожила годы в идиотском раю сосредоточенности на великой страсти. А ныне жизнь грубо образумила ее, сделавшись невозможно убогой, тусклой, голой, горестно пустой. Если бы Фрэнк никогда не вернулся, она могла бы продолжать любить его. Но она не могла любить пузатого, немолодого мужа Кейт и будущего отца ее ребенка. Жизнь, со всеми ее совершенствами и пошлостями, разноцветьем и однообразием, страстями и покоем, казалось, прошла мимо, смеясь над нею через плечо.

В клане только и говорили о свадьбах — Нэн и Ноэля, Гей и Роджера, Пенни и Маргарет, Маленького Сэма и вдовы Терлицик, и даже Донны и Питера. Потому что Питер снова вернулся домой и, по слухам, приехал он за Донной, чтобы вырвать ее из хватки Утопленника Джона. По словам дяди Пиппина Купидон трудился без отдыха. Среди всех этих разговоров о женитьбах и замужествах Джоселин ощущала себя пустым местом, никем, а менее всего одной из Пенхаллоу с испанской кровью, что значило чувствовать себя вдвойне никем.

Еще не совсем стемнело, не настолько, чтобы не видеть Лесную Паутину. Весь день холм был ясно виден на фоне низких серых туч. Сейчас он казался отрешенным и далеким. Сквозь штормовую хмарь светилось одинокое окно. Там ли Хью? Один ли? Наверно, он на самом деле очень любит Полин и хочет освободиться? Мысль о Полин была словно глоток яда. Полин навещала его, пока он лежал в больнице. Хотя, так же поступали прочие Дарки и Пенхаллоу, за исключением Джоселин, ее матери и тети.

Иногда, как сейчас, Джоселин охватывало чувство, что если она не сможет найти ответы на мучающие ее вопросы, то окончательно сойдет с ума.

Она не заметила миссис Конрад Дарк, пока не столкнулась с нею лицом к лицу у калитки. Джоселин вздрогнула, увидев перед собой эту высокую, темноволосую, неприветливую женщину. Затем остановилась. Она давно не видела миссис Конрад. И теперь, даже в сумерках, различила ее взгляд — исподлобья, словно та все еще вынашивала свою злость.

— Итак? — трагическим тоном спросила миссис Конрад. Стэнтон Гранди как-то заметил, что она всегда изъясняется трагически, даже когда просит передать ей перец. Но сейчас у нее имелась веская причина для трагического тона и веский объект. Она облокотилась о калитку и уставилась на Джоселин. Обе женщины были высокого роста, а Джоселин даже немного выше. Люди судачили, что главная причина неприязни миссис Конрад к Джоселин в нежелании, чтобы невестка смотрела на нее сверху вниз.

— Итак, это ты, Джоселин Пенхаллоу. Гм… очень элегантная… очень красивая… не столь молодая, какой была когда-то.

Джоселин вдруг забыла о приличиях. Словно она и миссис Конрад остались единственными в каком-то странном мире, где важно только то, что происходит в этот миг.

— Миссис Конрад, — медленно сказала она, — почему вы всегда так ненавидели меня… не только с того момента, когда я вышла замуж за Хью, а еще раньше?

— Потому что я знала, что ты недостаточно любишь Хью, — зло ответила миссис Конрад. — Я ненавидела тебя в день свадьбы, потому что ты не заслужила это счастье. Я чувствовала, что ты каким-то образом предашь его. Знаешь ли ты, что не было ни одной ночи с тех пор, когда я не молилась, чтобы какое-то зло упало на твою голову? И еще… если бы ты вернулась и сделала его счастливым… я… я бы простила тебя. Даже тебя.

— Вернуться к нему? Но разве он хочет этого? Разве он не любит Полин?

— Полин! Я бы желала, чтобы было так. Она бы не разбила ему сердце… она бы не сделала его посмешищем. Я молилась, чтобы он полюбил ее. Но она недостаточно хороша. У мужчин такие нелепые представления о красоте. Ты сразу поймала его… в западню своих золотых волос. До сих пор… до сих пор. Когда он, там на дороге, терял сознание, чуть не погибнув в аварии, он звал тебя… тебя, которая бросила и опозорила его… именно тебя он хотел, когда думал, что умирает.