свидетелем. Его не беспокоило, опознает его кто-нибудь или нет, потому как ментам наверняка уже давно известно, кто учинил кровавую разборку. Он принял сложившиеся условия как факт, как исходные обстоятельства, от которых теперь ему и нужно отталкиваться, действовать, отталкиваясь от них.

Но он совсем не подумал о Винстоне. Он попросту забыл, что во всем случившемся сегодня утром и в похищении Марины Винстон не участвовал! Он был в тени, на языке полицейских протоколов «неустановленным лицом».

А теперь его видела Марина.

– Она видела меня, – кивнул Винстон, уловив мысли Токаря.

Наступила тишина.

Марина тихонько завыла. По ее распухшему, окровавленному лицу сложно было понять, какой ужас она сейчас испытывала. Она забилась всем телом; от резких движений веревки на ее руках и ногах впивались в кожу, растирая до крови. Она хотела кричать, но вместо крика из горла вырывалось болезненное бульканье. Она пыталась подняться на ноги и не могла; билась в углу, перемотанная бечевкой, словно муха, застрявшая в паутине.

– Какого хера, Токарь?! Ты обещал ей! – Нина вскочила с дивана.

– Че ты там кому обещал? – спросил Винстон.

– И-и-и-и-и! – запищала Марина.

– Заткни пасть, – рявкнул на нее Винстон. С этими словами он схватил вафельное полотенце, висевшее на крючке над столом, и сунул женщине в рот. Выпятив челюсть, он отвел руку назад, приподнял футболку и вытащил из-за пояса пистолет.

– Все, сука, через жопу.

– Токарь, – закричала Нина, – останови его!

– Успокойся! – сказал ей Токарь. – Никто никого не убьет, – повернулся к Винстону. – Да убери ты ствол!

Но Винстон его не слушал. Его взгляд метался по комнате. Потом он быстро вышел, заглянул в крошечную спальню, взял оттуда перьевую подушку и вернулся.

Нина подлетела к Токарю.

– Милый, ты обещал, – она говорила очень быстро, на одном дыхании, – ты сказал, что мы просто уедем, сказал, что не убьем ее, так ты сказал. А этот урод, ему же все это нравится. Ты говорил, что защитишь меня…

– Нина…

– …если мне будет страшно. Так вот мне страшно.

– О! Да эта сука из тебя веревки вьет, – фыркнул Винстон.

Токарь бросил на него уничтожающий взгляд.

– Базар фильтруй!

– Мне страшно, милый, – взволнованно тараторила Нина, – останови его.

– Успокойся. Нам всем нужно успокоиться.

– Вот сейчас закончим с ней, съебемся отсюда подальше, и тогда я успокоюсь, – Винстон прижал подушку к голове Марины. Женщина забилась, как выброшенная на берег рыба. Она пыталась кричать, но кляп мешал ей, и вместо крика получалось жуткое, пробирающее Нину до костей, утробное мычание. «М-м-м-м-м-м!»

– Ты не тронешь ее, понял! – сказала Нина. Она кинулась на Винстона, но Токарь удержал ее за руку.

– Нина, подожди.

– Ты на кого кидаешься, падаль?! – выпучив от злости глаза, сказал Винстон.

– Угомонитесь, – Токарь встал между ними, как рефери на боксерском ринге, широко раскинув руки, сдерживая распылившихся соперников.

– Ты откуда взялась такая красивая? – орал Винстон.

– Остынь, тебе говорю.

Токарь схватил друга за плечо и поволок к выходу.

– Пойдем на кухню, обо всем поговорим, успокоимся. Мы теперь одна команда, – удерживая одной рукой Винстона, свободной он указал Нине на диван. – Сядь, сядь тебе говорю. Пожалуйста.

Девушка запустила пятерню в волосы и, глубоко вдохнув, села.

– Хорошо, – кивнул Токарь. И уже Винстону:

– А мы с тобой пока выйдем и все перетрем.

Вытолкав друга на кухню, Токарь закрыл дверь и прижался к ней спиной.

– Че за лажа, Токарь? Эта девка вертит тобой, как хочет!

– Да тормози уже.

– Ладно, все, я в норме, – Винстон провел ладонью по лицу.

С минуту они молча стояли, глядя друг на друга.

– Ну ты же понимаешь, что мы должны ее завалить? – сказал Винстон.

Да, Токарь понимал. А еще он понимал и то, что если он позволит Винстону пристрелить чертову Марину, Нина не забудет ему этого никогда.

– Да все я понимаю. Просто… я Нине обещал.

Винстон всплеснул руками.

– Да какой, в жопу, Нине? Старик, ты че, бухой? Бабенка расскажет про меня полиции, опишет, сука, во всех подробностях. Я не хочу ее убивать. Я вообще никого не хочу убивать – больше трупов – больше срок, – но так получилось, что придется, так уж вышло. В конце концов, это ты меня с ней познакомил, потому что ни хера не думаешь своей башкой.

Он сунул пистолет за пояс, потом пошарил по карманам, достал сигареты и закурил.

– Кто будет вытаскивать тебя из всего этого болота, если я тоже буду в розыске, м?

И снова Винстон прав, подумал Токарь. Теперь, когда Марина видела его и могла опознать, она стала опасным свидетелем. Если еще и Винстон лишится возможности свободно передвигаться, не шарахаясь от каждой камеры видеонаблюдения, тогда им точно кранты.

– Ты прав, братиш, – сказал он, – а с Ниной я поговорю, она должна понять.

– Ну вот, вот, – оживился Винстон, – наконец-то узнаю прежнего Токаря. Конечно, объяснишь все потом своей Нине, она поймет, успокоится, и будете вы жить долго и счастливо. Давай, делаем по-быстрому и валим уже отсюда наконец, – он похлопал Токаря по плечу. – Пойдем.

Вздохнув, Токарь взялся за дверную ручку, потянул на себя, и… дверь не поддалась.

– Какого?..

Он дернул сильнее. Тот же результат.

Дверь была закрыта.

Глава 40

У меня ВИЧ.

Спокойно, друзья, давайте без обмороков. Для меня он не опасен. Я исчезну еще до того, как количество Т-лимфоцитов в моем организме снизится до смертельного минимума и легкий сквозняк сведет меня в могилу. К тому же современная медицина шагнула так далеко в вопросе борьбы с этим вирусом, что лично мне уже и не особо важно, лечится он или нет. Герпес тоже не лечится. И хронический гастрит. Однако живем. Шутка ли, семьдесят-восемьдесят лет при соблюдении предписаний врача. От глистов быстрей помереть можно.

За цинизмом я прячусь. Конечно, ВИЧ – это не герпес и не гастрит. Я только хотел, чтобы вы поняли: мне уже давно наплевать на подобные вещи, грозящие смертью лишь через годы, а то и десятилетия.

Вы не поверите, но было время, в самом начале моего заключения, когда я завидовал тем, кого отпускали по актировке (досрочное освобождение в связи с неизлечимой смертельной болезнью). Не сомневайтесь, многие испытывают те же чувства в первые месяцы – черная зависть к живым трупам, дрожащими, непослушными руками собирающими свои пожитки. Я и теперь немного им завидую, тем более в последние часы. Но я болею всего ничего, около полугода. Актировки мне не видать как своих ушей. А пускай бы и подыхал уже, хрен еще документы подпишут на нее. Всегда тянут до