– Я приглядываю за тобой, – сказал он. – Всегда буду приглядывать.

Не обращая на него внимания, я открыл дверь и шагнул на улицу. Дождь окатил меня словно из брандспойта. Нагнувшись вперед, я пошел прямо на него. Затаив дыхание, с очень неприятным ощущением под ложечкой, которое оставило меня только тогда, когда я преодолел всю сорокаярдовую дугу, которую можно было держать под прицелом из внутреннего окна. Только тогда я выдохнул.

Не Бек, не Элизабет, не Ричард. И не Поли.

Фишка не ложится.

Доминик Коль сказала мне «фишка не ложится» в тот вечер, когда мы пили пиво. Произошло что-то непредвиденное, и мне пришлось срочно перенести нашу встречу. Потом переносила встречу уже она, так что выбраться в кафе нам удалось только через неделю. Быть может, через восемь дней. В те времена сержанту и капитану провести вечер вместе в военном городке было весьма непросто, потому что в офицерских клубах соблюдалась строгая субординация, поэтому мы отправились в кафе в город. Это было обычное заведение, вытянутый зал с низким потолком, восемь бильярдных столов, море народа, море неона, море музыкальных автоматов, море дыма. Там было жарко и душно. Кондиционеры работали не останавливаясь, но от них не было никакого толка. Я был в рабочих штанах и старой армейской футболке, потому что штатской одежды у меня не было. Коль пришла в платье. Простой прямой покрой, длина по колено, черное, в мелкий белый горошек. Очень мелкий. Скорее не горошек, а точки. Совсем неброский узор.

– Как поживает Фраскони? – спросил я.

– Тони? Отличный парень.

Больше Коль о нем не говорила. Мы заказали «Катящиеся скалы», чему я был очень рад, поскольку в то лето это был мой любимый напиток. Из-за шума Коль, говоря, вынуждена была наклоняться ко мне очень близко. Я наслаждался этой близостью. Но не обманывал себя. Все дело было в децибелах, и только в них. И я не собирался предпринимать никаких шагов. Официальных препятствий этому не было. Наверное, какие-то правила существовали и тогда, однако строгих законов еще не было. Понятие сексуального домогательства проникало в армию с трудом. Но я уже ощущал потенциальное неравенство. Конечно, я не мог ничем ни помочь, ни навредить карьере Коль. Из ее личного дела ясно следовало, что она станет главным сержантом, а затем первым сержантом, причем произойдет это так же неизбежно, как день сменяется ночью. Затем будет прыжок к следующему разряду, в сержант-майоры. Это Коль тоже по плечу. А вот дальше начнутся проблемы. Следом за сержант-майором идет штаб-сержант-майор, а такой всего один на целый полк. Ну а дальше идет сержант-майор вооружейных сил, а такой вообще всего один. Так что Коль будет расти по службе, а потом остановится, что бы я ни говорил по этому поводу.

– Мы столкнулись с тактической проблемой, – сказала она. – А может быть, со стратегической.

– В чем дело?

– Помните то светило науки, Горовского? На наш взгляд, речь не идет об обычном шантаже. То есть, у него нет никакой страшной тайны. Похоже, его родным угрожают. Так что это не шантаж, а скорее принуждение.

– Как вы это определили?

– Его личное дело чистое как свежевыпавший снег. Его прошлое проверили до самого дна и обратно. Это делается как раз для того, чтобы исключить возможность шантажа.

– Так он болел за «Красные носки»?

Коль покачала головой.

– За «Нью-Йорк янкиз». Он родом из Бронкса. Закончил там научно-техническую школу.

– Отлично, – сказал я. – Он мне уже нравится.

– Но согласно инструкциям мы должны немедленно отстранить его от дел.

– В чем он провинился?

– Мы заметили, что он выносит документы из лаборатории.

– Там по-прежнему делают «сабо»?

Она кивнула.

– Вот только конструкцию отделяемой оболочки можно опубликовать во всех газетах, и все равно это никому ничего не скажет. Так что ситуация пока что еще не критическая.

– И что ваш Горовский делает с документами?

– Выбрасывает их в Балтиморе.

– Вы нашли того, кто их подбирает?

Коль покачала головой.

– Фишка не ложится.

– Что вы думаете о светиле науки?

– Мне бы не хотелось выставлять его за дверь. По-моему, нам нужно снять у него с шеи того мерзавца и дать возможность заниматься своим делом. У него две маленькие дочери.

– Что думает Фраскони?

– Он согласен.

– Правда?

Она улыбнулась.

– Ну согласится. Однако инструкция предписывает поступить иначе.

– Забудьте об инструкции, – сказал я.

– Вот как?

– Мой прямой приказ, – подтвердил я. – Если хотите, я облеку его в письменную форму. Повинуйтесь интуиции. Проследите цепочку до самого конца. Если удастся, избавим этого Горовского от неприятностей. Я так всегда поступаю с болельщиками «Янкиз». Но только держите руку на пульсе.

– Буду держать.

– Закройте дело до того, как будут закончены работы над оболочкой, – посоветовал я. – В противном случае нам придется искать другой подход.

– Договорились, – улыбнулась Коль.

Потом мы говорили о других вещах и выпили еще по паре кружек пива. Через час из музыкального автомата донеслось что-то сносное, и я пригласил Коль на танец. Второй раз за вечер она ответила мне: «Фишка не ложится». Об этой фразе я задумался уже позже. Очевидно, она пришла из жаргона игроков в кости. Должно быть, первоначально эта фраза означала «нечестно» и служила призывом перебросить кости. Фишка не легла! Так кричит судья футболистам: «Мяч не засчитан!» Только потом она приобрела просто отрицательный смысл. «Ни за что». «Без шансов». «И не надейся». Но как глубоко в этимологию погрузилась Коль? Она хотела сказать просто «нет» или обвиняла меня в нечестной игре? Я терялся в догадках.

До особняка я добрался, промокнув насквозь, так что поднялся наверх и, завладев комнатой Дьюка, вытерся насухо и надел его чистые вещи. Комната находилась в фасадной стороне здания, более или менее по центру. Из окна открывался вид на запад вдоль дорожки. Поскольку я находился на возвышении, мне было видно то, что было за стеной. «Линкольн таун кар» я заметил еще издали. Он ехал прямо на нас. Черный. Из-за проливного дождя фары были включены. Из домика вышел в дождевике Поли и заранее открыл ворота, чтобы машине не пришлось снижать скорость. Она быстро промчалась в ворота. Лобовое стекло было мокрое и грязное; щетки лихорадочно метались из стороны в сторону. Поли ждал «линкольн». Его предупредил телефонный звонок. Я следил за машиной до тех пор, пока она не скрылась из виду подо мной. Затем отвернулся от окна.

Комната Дьюка была квадратная и просто обставленная, как и большинство комнат особняка. Стены обшиты темным деревом, на полу лежал большой восточный ковер. В углу телевизор и два телефона. Внутренний и внешний, решил я. Постельное белье свежее, и в комнате никаких личных вещей, если не считать одежды в шкафу. Наверное, утром Бек сообщил горничной о смене персонала. И приказал оставить одежду для меня.