чем Сайрус – он изо всех сил вертел головой и плечами, стараясь вырваться из невидимой тюрьмы. Откуда-то из-за спины Фигаро доносилось злое сопение – такие звуки мог издавать только Зойза, из чего следователь сделал дедуктивный вывод, что Тиккер и Харт тоже болтаются где-то позади. Это отчасти успокаивало, но оставался главный вопрос: какого беса вообще происходит?

«Артур? Вы можете нас вытащить?»

«Нет. – В ментальном «голосе» Артура-Зигфрида Медичи звучала какая-то весёлая обречённость. – Меня полностью заблокировали внутри Орба. Оставили только три канала связи: видео, звук, ну, и нашу с вами «ниточку». Отключили устройства Белой Башни, можете себе представить? Луну проще закинуть на Солнце, и сейчас я о-о-о-очень далёк от сарказма и шуточек.

«Но что это за существа?! И как они это делают?»

«Понятия не имею. У них спросите. Да вот и они, кстати»

Фигаро крутанул головой так, что едва не потянул шейные мышцы.

Снежный лев висел в пространстве чуть левее следователя. Существо было абсолютно неподвижно; выражение его лица было сложно прочитать – поди пойми, что на уме у того, у кого вместо глаз два фонаря.

Следователь почувствовал, как что-то невидимое коснулось его лба. Раздалось низкое ментальное гудение, будто в его голове включили трансформатор; это было довольно неприятное чувство, но длилось оно всего пару секунд. А затем снежный лев заговорил.

Это был тошнотворный процесс: Фигаро будто превратили в гуся, насильно откармливаемого через воронку. Куда-то в центр его мозга воткнули узкий конец этой самой воронки, а в широкий заталкивали пачками смыслы и концепции, которые, проходя через узкое «горлышко», редуцировались до такого состояния, что их мог понять следователь – слишком уж эти концепции и смыслы были сложны. Вероятно, так общался бы с муравьём кто-нибудь вроде Артура, приди тому в голову от скуки такая идея.

«Тот, кто убивал нас, пытался выстрелить. Те, кто защищали нас, ему помешали. Убийца убил защитника. Вас мы не знаем. Не убийцы. Не защитники. Не знаем, что делать»

- Отпусти нас. – Фигаро заёрзал, пытаясь растянуть невидимые оковы, хотя что-то подсказывало ему, что ничего из этого не выйдет.

«Да, мы дадим вам свободу. Нет желания убивать. Нет желания продолжать общение. Пусть Родители решают, что с вами делать. Вы нам надоели. Люди. Медленные, агрессивные, нелогичные, обречённые. Мы уйдём. Оставим вас. Но мы хотели бы понять»

- Ч-ч.. Что бы вы… хотели понять? – Следователь, наконец, перестал сопротивляться. Это было бесполезно; создание, что стояло перед ним, было чем-то вроде бога, или не слишком далеко от этого уровня ушло.

«Убийца хотел убить. Он и раньше нас убивал. Харт. Защитники тоже хотели убить Убийцу, но хотели. Тонкий человек – Френн – тоже хотел убить. Он бы убил Харта, но не успел. Человек с большим ружьем тоже хотел убить. Ему без разницы, кого. Лишь бы был порядок. А тот, кто живёт в устройстве на твоей руке, убьёт любого, кто станет слишком неудобным или опасным. Он не злой. Но он привык отнимать жизни. А вот ты не хотел убить никого. Почему?»

- Странный вопрос. – Фигаро поморщился: от такого способа общения голова начинала болеть. – Я, на самом деле, не имею ничего против… Пострелять по людям... бывало всякое. Я, в конце концов, на войне был… Блин, как же башка-то болит, право слово… Но я думаю, что любую проблему можно решить без насилия… Извините, если это кажется вам слишком старомодным…

Рядом с первым снежным львом появился ещё один. Они явно отличались друг от друга: разные черты лица, форма крыльев – спутать их друг с другом было невозможно. Между львами произошёл какой-то крайне быстрый обмен информацией – это следователь почувствовал очень хорошо – а затем первый лев опять заговорил:

«Агрессия не в приоритете. Силовые решения не в приоритете. Попытка поиска решений покрывающих максимальный веер вероятностей/потребностей/удовлетворяющих группы/задачи (в этот момент у Фигаро едва не взорвалась голова; уж слишком сложным был образ, который лев попытался упаковать в приемлемый объем). При отсутствии реальных возможностей. Вижу эволюционную вилку. Вижу возможность. Чего ты хочешь?»

- В смысле? – Фигаро помотал головой. – Вы о чём? У меня голова бо…

Клац!

Голова больше не болела. Боль полностью исчезла, будто её никогда и не было, а львов теперь стало три.

Появления третьего льва следователь не заметил, но сразу понял, что прибыло начальство: лев был статный. Раза в два больше двух предыдущих, и ярко-белый (шерсть тех, других, была, скорее, цвета слоновой кости). Вокруг головы у существа пылала корона чистого голубого света. А потом в центре этого света открылся огромный невидимый глаз, и заглянул в следователя.

Фигаро, можно сказать, было не привыкать: в его многострадальной башке копались и Другие, и псионики, да и Арутр-Зигфрид иногда был не прочь найти в голове следователя подходящую концепцию и ткнуть в неё бесплотным пальцем (так, обычно, происходило, когда Фигаро, по выражению Мерлина, «слишком уж тупил»). Бывало всякое, и следователь лишь тихо вздыхал, когда очередное сверхсущество беспардонно нарушало границы его личности.

Но снежный лев превзошёл всех.

Для потока силы, устремившейся к следователю, его личность была чем-то вроде малозначительного камушка на берегу моря; она просто прошла через всё это, и отправилась дальше. Способ сканирования, применённый к Фигаро напоминал… напоминал… Это сложно было вот так с ходу сформулировать, но следователь, как ни странно, нашел способ это сделать.

…Отец Фигаро был человеком не столько образованным, сколько эрудированным, эрудированность же проистекала, как обычно, из любопытства. Александр Фигаро-старший не был достаточно состоятелен, чтобы оформлять подписки на «Ворожбу и Жизнь», «Вокруг земного шара» или даже «Пружинку», однако был достаточно ушлым, чтобы повесить у себя в скобяной лавке объявление: «Одна покупка + старый журнал = скидка пять медяков!». Разумеется, «скидку» отец Фигаро компенсировал на месте, просто прибавляя к стоимости товара те же пять медяшек, а вот чердак и сундуки в маленьком доме у самого моря, где проживала чета Фиагро, ломились от оборванных журналов без обложек и в пятнах от кофейников – но кому какое дело было до такой мелочи, как глянец!

Будущий следователь научился читать в пять лет, и уже в семь, перечитав весь скудный запас детских книжек в доме, переключился на научные журналы. Он, конечно, не мог понять хитрых схем и чертежей на их страницах, но они будили воображение, а написанные живым интересным языком статьи проглатывались на ура. Однажды (было лето, а, стало быть, каникулы, которые двенадцатилетний