– Будет то, чего захочет Господь! – с детской наивной твердостью произнесла юная королева. – Не сомневайся!

– В это верим мы все! – подала голос Элеонора, все время молчавшая в глубокой задумчивости. – И Ричард не сомневается. Но тебя что-то тревожит, сын, да?

Король чуть заметно улыбнулся матери:

– Да нет. Не тревожит. Просто разгадываю загадку... При всем желании не могу вспомнить, кого же в нашем войске зовут Ричардом?

В небольшой церкви, сложенной из плохо обтесанных камней, с высоким деревянным крестом над почти плоской кровлей, шла торжественная служба. Эта церковь, выстроенная в первый год осады Сен-Жан д’Акры, была украшена снаружи лишь прибитыми к ее стенам щитами. Теперь они опоясывали ее в три ряда – щиты с гербами разных родов, разных стран. Щиты рыцарей, погибших в долгих боях за Птолемиаду.

Почти так же проста была эта церковь и внутри. Высокое распятие, аналой, две боковые ниши со скульптурами Христа и Богоматери. Нарядны были лишь серебряные подсвечники, пожертвованные храму одним из рыцарей-фламандцев, добывших эти сокровища в предыдущих боях.

В этот день в храме служили благодарственный молебен, и так как собравшиеся тысячи и тысячи рыцарей и воинов никак не поместились бы внутри, внутрь вошли лишь короли, князья, бароны, командующие отрядами, особо отличившиеся в последних боях рыцари. Остальные столпились вокруг.

Служил сам архиепископ Балдуин Кентерберийский, проведший под стенами Птолемиады почти все долгие-долгие месяцы осады. Этот седой красивый старик, воодушевлявший крестоносцев своими проповедями и своей отвагой (не раз он совершал с монахами крестный ход под стенами города, будто не замечая стрел, которые в них выпускали), был любим и почитаем всеми, его обожали так же, как без малого сто лет назад легендарного Пьера Амьенского, первого проповедника битвы за Гроб Господень.

Десятки тысяч людей преклонили колена перед храмом, а внути его – вожди и величайшие рыцари тоже склонились перед распятием.

В этот день лагерь крестоносцев праздновал взятие Сен-Жан д’Акры.

Вечером того же дня, когда дали трещины и начали оседать и разрушаться стены Проклятой башни, шейх Али аль-Фазир, комендант крепости, пришел в стан крестоносцев просить у них мира и милости. Он предложил, что отдаст в их владение город на условиях, сходных с теми, что выставил Саладин за четыре года до того: горожанам и воинам будет сохранена жизнь, и они смогут уйти за пределы Акры куда им вздумается.

Переговоры с шейхом вел Филипп-Август. Изумленный известием о тяжелой болезни Ричарда Львиное Сердце, французский король не сразу поверил в это. Ведь только утром ему докладывали о том, какие чудеса ловкости и отваги показывает его сюзерен при штурме Проклятой башни, часами не слезая с коня... Но так или иначе, раз уж Ричард заболел, право принимать послов и обсуждать условия досталось Филиппу.

Молодой монарх был обычно достаточно сдержан и, пожалуй, мягок, но в этом случае у него не было никакого желания проявлять мягкость. Он спокойно напомнил шейху Али, что христиан четыре года назад выгнали из города с правом умирать в пустыне или просить подаяния у победителей – остальные города крестоносцев в ту пору или тоже пали, или были в осаде, или жили в напряжении, ожидая войны, экономя продовольствие и деньги, так что принять изгнанников было некому. Если же теперь будут отпущены на все четыре стороны жители и воины Акры, то им ничего не стоит соединиться с армией Салах-ад-Дина, отступившего в горы, либо достичь других захваченных мусульманами городов. Поэтому условия оказываются вовсе не равны. Филипп напомнил, сколько христиан было обращено в рабство и продано на базарах в Дамаске и Каире, сколько предано мучительной смерти за отказ принять магометанство, сколько пленников умерли в темницах.

– Но мы готовы быть милостивы! – закончил он обращенную к шейху речь. – Да, мы будем милостивы, потому что это завещал нам Господь Наш. Мы готовы отпустить всех, кто остался за стенами Акры, если ты и другие шейхи и эмиры пойдете с посольством к султану Саладину и передадите наше условие: мы должны получить назад Иерусалим и все захваченные магометанами города крестоносцев. Если Саладин примет это требование и поклянется его выполнить, ты и все, кто с тобой вместе два года убивал наших братьев, уйдете отсюда живыми и невредимыми. А в ином случае вас ждет смерть!

Али аль-Фазир был хитер и опытен и мог бы рассыпаться в обещаниях и клятвах, чтобы попытаться хоть немного смягчить гнев французского короля, но он был слишком утомлен и потрясен событиями двух предыдущих суток, и нервы его сдали.

– Да падет проклятие Аллаха на ваши головы! – завопил он в отчаянии. – Клянусь похоронить себя под руинами города вместе со всеми, кто в нем остался, но не пасть ниц перед неверными!

– Неверными мы, христиане, зовем вас, магометан! – все с тем же спокойствием усмехнулся Филипп-Август. – Все зависит от того, чему и Кому быть верным. Я сказал тебе, чего мы требуем, а погибнуть под руинами – всегда твое право. Только учти – завтра мы вновь пойдем на приступ, а ваши стены вас уже не защитят.

Шейх ушел, но чем ближе он подходил к городу, тем больше ему хотелось возвратиться и дать крестоносцам любые обещания, лишь бы не сообщать эмирам Акры и своему несчастному гарнизону, что назавтра их ожидает неминуемая гибель. Али опасался, не разорвут ли его сразу же на части за такое сообщение...

В лучах заходящего солнца перед ним рисовалась Проклятая башня. Она не упала, но стены ее дали множество трещин, часть кладки развалилась, а сверху отломилось несколько гигантских кусков, разрушив расположенные ниже крепостные укрепления. Было ясно, что с восточной стороны крепость теперь почти беззащитна...

На другой день крестоносцы вновь начали атаки на город, и уже спустя несколько часов сразу с трех сторон на стенах взвились белые полотнища. Акра просила пощады.

На этот раз в шатер короля Филиппа вместе с комендантом, получившим в последнем бою серьезную рану, пришли двое эмиров и еще несколько военачальников акрского гарнизона. Теперь они готовы были требовать от Салах-ад-Дина возвращения франкам Древа Животворящего Креста, Иерусалимского королевства и других владений крестоносцев, освобождения почти двух тысяч христианских пленников, которых султан удерживал в темницах. Кроме того, эмиры клялись, что заставят султана выплатить двести тысяч золотых червонцев. А чтобы король и другие вожди христиан не сомневались в исполнении договора, эмиры оставляли в их власти заложников – более половины гарнизона и всех жителей города. Но для самих себя магометанские вожди просили свободы – они ведь должны отправиться к Саладину и приложить усилия, чтобы вынудить его уступить христианам!

Филипп-Август принял условия мира. Мусульмане сложили оружие, и город был сдан.

Служба в храме завершилась, и победители разошлись по своим станам, чтобы поделить ту часть добычи, которую этим утром уже вывезли из Акры, а затем отпраздновать победу самым обильным за все два года пиром.