Через пять минут я уже сидел у Мартынова и ждал, пока он изучит полученные материалы.

— М-да. Значит, не успокоились… Продолжают собирать информацию по «личной спецслужбе». — Мартынов дочитал бумаги и задумчиво посмотрел на меня.

— А вы бы прекратили сбор информации на их месте, Александр Николаевич?

— Это были просто мысли вслух, — Мартынов усмехнулся. — Естественно, не прекратил бы. Копал бы изо всех сил. Но над этим будем работать не мы, так что не будем забивать себе голову. Честно говоря, когда я узнал о захваченных документах с твоим упоминанием, я рассчитывал на несколько другие материалы. А эти нам не нужны. Расскажи лучше, как у тебя с новичками дела обстоят?

— Нормально обстоят. Хорошие ребята, грамотные. Меня больше Зильберман волнует.

— Все наладится, Андрей. Все наладится… — Мартынов вздохнул, тоскливо покосился на свой сейф. — Что-то новенькое есть?

— Идея появилась, Александр Николаевич. Правда, не по нашему ведомству, но… — И я начал излагать свою мысль о патентах. Вернее, о подписании СССР Парижской конвенции.

Мартынов слушал с заметным интересом, при этом задавая вопросы, на некоторые из которых я не мог сразу ответить. В конце концов я выдохся, а Александр Николаевич, подумав пару минут, подытожил:

— Даю тебе час на составление служебной записки по этой теме. А я пойду «вентилировать» этот вопрос к Лаврентию Павловичу. Тема слишком серьезна, чтобы просто отмахнуться от этого. Иди и готовь бумагу. Все…

Интерлюдия. Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина. 12.07.1942 г.

— С этим ясно, — Сталин, закрыв папку, поднял взгляд на наркома НКВД. — Поработали хорошо. Молодэц! Значит, в сорок пятом бомбы у них не будэт?

— Не будет, Иосиф Виссарионович, — Берия утвердительно кивнул. — Устранено несколько ключевых ученых. Без них работа американцев замедляется в разы. Но мы продолжаем контролировать ситуацию. Сюрпризы нам не нужны.

— Точно говоришь — не нужны. — Сталин, кроша папиросный табак, набивал трубку. — Что по «Оракулу»?

— От привлеченных специалистов получены предварительные результаты, касающиеся изучения Стасова и Максимова и их возможного воздействия на окружающих их людей. Особенно интересную информацию, независимо друг от друга, дали товарищи Ананьев, Авдеев и Фейнберг. Выводы, повторюсь, предварительные, но важные для нас.

— Так-так-так, — Сталин заинтересованно прищурился, раскурил трубку. — Излагай.

— Первым выводом является полная уверенность специалистов, что Стасов и Максимов по своему поведению значительно отличаются от нас, то есть от современных людей. В первую очередь это выражается в более быстром образе жизни. От простой походки до восприятия информации и реакции на внешние раздражители. По мнению уважаемых экспертов, это связано с более быстрым ритмом жизни в том времени, из которого они к нам попали. Косвенно это подтверждается и рассказами самих объектов изучения о своем «мире». Отмечена определенного рода подверженность объектов своеобразному состоянию, которое товарищ Фейнберг определил как информационный голод. В своем времени Стасов и Максимов привыкли к ежедневному потоку информации, который по сравнению с нашим периодом просто огромен. Не испытывая привычной информационной нагрузки, они испытывают сильный стресс. Справиться с этим Стасову помогает его работа, Максимову — ежедневное общение с нашими техническими специалистами. И именно привычка к оперированию большими потоками информации сделала их психику более пластичной, что и помогло им сохранить душевное равновесие. Помимо этого, отмечено, что и Стасов, и Максимов увлекались фантастической литературой про «попаданцев», очень популярной в их времени. Товарищ Ананьев высказал мнение, что это послужило своеобразной тренировкой психики объектов. На уровне подсознания они были готовы к подобному развитию ситуации. Естественно, это только предположение, но товарищи Фейнберг и Авдеев склоняются к такому же выводу.

— Интэресно, Лаврэнтий, очень интэресно. — Сталин, выпустив клуб дыма, встал и отошел к окну кабинета.

Помолчав пару секунд, он спросил:

— А как себя ведет Максимов теперь?

— Знаете, Иосиф Виссарионович, — Берия пожал плечами, — на удивление хорошо. Сейчас о нем можно говорить не только как об объекте изучения и получения информации, но и как о ценном сотруднике. Он дал уже несколько очень ценных советов по работе наших специалистов. Некоторые мы уже внедрили в работу, некоторые изучаются аналитиками. Одно из его предложений я хочу озвучить после основной части доклада.

— Хорошо. — Сталин вернулся за стол и отложил погасшую трубку. — Продолжай, Лаврэнтий.

— Второй вывод еще более интересен. — Берия достал очередной листок из папки. — Все три товарища убеждены, что Стасов и Максимов значительно влияют на поведение контактирующих с ними специалистов. Особенно это заметно на примере Стасова. Отмечено, что сотрудники НКВД, чаще всего общавшиеся с ним, стали более «ускоренными». Они стали «быстрее жить». То есть двигаться, говорить, излагать и воспринимать информацию. Для проверки этой версии в группу Мартынова включено три молодых сотрудника, ранее не задействованных в операции «Оракул». Спустя месяц можно с уверенностью говорить о полном подтверждении версии экспертов. Сами молодые сотрудники в своих ежедневных отчетах заметили, что их стала раздражать «медлительность» основной массы окружающих их людей. И в быту, и в работе. Сотрудниками внешнего наблюдения также отмечено изменение скорости походки у молодых товарищей. Изменения в восприятии окружающих и себя произошли у них через неделю с начала общения со Стасовым. Подобные изменения в поведении сотрудников отмечены и в группе, работающей с Максимовым. Но там это касалось в основном работы с информацией.

— Что нам может дать эта особенность? — Сталин задумчиво посмотрел на наркома.

— Пока не знаем, — Берия вновь непроизвольно пожал плечами. — Пока специалисты затрудняются ответить на этот вопрос. Недостаточно статистических данных.

— Хорошо, подождем. Продолжай. — Сталин вновь взялся за трубку.

— Интересным является еще такой факт. Несколько раз у Стасова проскальзывало недовольство вашей мягкостью по отношению к врагам. В основном это касалось Кавказа и ВКП(б).

Сталин, перед этим начавший раскуривать трубку, аж поперхнулся и закашлялся. Наконец, справившись с кашлем, он раскурил трубку, помолчал пару мгновений и спросил с нескрываемым интересом:

— И где же товарищ Сталин должен действовать более жестко, по мнению вашего сотрудника, товарищ Народный комиссар внутренних дел? — Голос вождя стал обманчиво добродушным и мягким. — Поясните мне, товарищ Берия.

— Конкретики нет, товарищ Сталин. — Лаврентий Павлович прикрыл папку. — Но я разберусь.

— Разбэритесь, разбэритесь, Лаврэнтий Павлович. Послезавтра передо мной должен лежать рапорт Стасова с его предложениями и вашими комментариями. — Сталин снова встал и начал ходить по кабинету. — Привыкли говорильни устраивать! Если недоволен — пиши бумагу! Товарищ Сталин не может услэдить за всэм и все знать!