Я шла то очень быстро, будто опаздывала на электричку, то, напротив, замедлялась, чтобы растянуть время. Я проговаривала про себя и взвешивала каждое слово. Мне очень хотелось, чтобы у нас с Майей состоялся нормальный разговор, чтобы она не сомневалась: я понимаю каждое ее слово, каждое ее воспоминание. Может быть, я смогу ее как-то утешить, рассказав, что, возможно, она видит не свои сны. По крайней мере, некоторые мои друзья именно это и заявляли: воспоминания могут быть чужими и сны, соответственно, тоже. Примерно через полчаса я свернула на улицу Пугачева. Чем ближе был нужный мне дом, тем тяжелее становилось идти. Около лифта мне казалось, будто на моих ногах гири.

Уже стоя прямо перед квартирой, я прикрыла глаза. Мне хотелось вспомнить лицо Майи, чтобы немного успокоиться и подготовиться к встрече. Вдруг я поняла, что бледное, строгое и при этом миловидное лицо Майи я уже видела… в букинистическом магазине, на площади, разумеется. Но где-то еще. Точно! В резной шкатулке с колодой карт. Конечно, в прошлый раз, когда я возвращала свою карту на место, сверху лежала дама крестей. Что-то тогда колыхнулось во мне, некая догадка, неоформленная мысль. Теперь я была уверена – у дамы крестей было лицо Майи.

Я собралась с силами и нажала кнопку звонка. Теперь я была абсолютно уверена, что пришла по адресу.

Раздались тяжелые шаги, и вскоре дверь распахнулась.

Он стоял передо мной в джинсах и футболке с широким растянутым воротом, который обнажал татуировку на шее. Коротко стрижен и, кажется, свежевыбрит.

– Проходи, – улыбнулся он.

Я не могла пошевелиться. Тогда он взял меня за руку и втянул в квартиру. Я даже машинально расстегнула куртку, прежде чем заговорила:

– Я думала ты… тогда, на маяке… Я думала, что ты умер! Все это время я считала, что ты погиб, спасая меня… Я мучилась…

Он перевел взгляд с моего лица на кулон у меня на шее. Он молчал, а я продолжила срывающимся голосом:

– Слышишь, Воин, я думала, это конец!

Вадим прижал меня к себе и обнял крепко-крепко.

– Что ты, милая, это только начало.