Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, положим, это доказать еще надо… – Покряхтывая, Зджислав схватился скованными руками за лавку, поднялся. Осторожно уселся.
– Значит, с первыми двумя обвинениями ты согласен? – ухмыльнулся грозинецкий князь.
– Их тоже доказать надо.
– Не переживай. Свидетели найдутся. Под присягой подтвердят.
– Еще б не нашлись. Упавшего пнуть всегда приятно. – Пан Куфар опасливо покосился на Переступу, но тот не двигался с места. Тогда Зджислав продолжил: – А последнее твое обвинение смехотворно, Зьмитрок. Каким образом я, по-твоему, травил Жигомонта? Раков мы с ним не ели…
– Не гневи Господа ложью, Куфар! – Зьмитрок воздел очи к серому неровному потолку пыточной. – Зачем тебе его самому травить? Ты ж при власти был. Прикажи, исполнители найдутся.
– Никому я не приказывал.
– Да?
– Да.
– А имя Хележки Скивицы тебе говорит о чем-нибудь? А! Побелел весь как! Значит, говорит!
– Продала, сука, – прошептал пан Зджислав, понимая, что пропал. Вот теперь пропал совсем. Как лягушка в клюве аиста.
– Пани Хележка перед Сенатом мое обвинение подтвердит.
– И сама на плаху пойдет.
– Да почему же? Она ведь приказ исполняла. А виновен кто? Кто приказ отдавал?
– А кто яд сыпал, выходит, чист, аки агнец?
– Аки горлица непорочная. Нет, само собой, она раскается. Поотмаливает грехи с годик где-нибудь в монастыре. Его преподобие, Винцесь Шваха, епитимью ей назначит не слишком тяжелую. Все ж таки пани. Старинного рода. Половина Прилужан в родне, дальней и ближней. А вот тебя, Куфар, кара ждет. Кол, самое малое.
Пан Зджислав посерел. Перед глазами вновь промелькнуло видение. Высокая, худая девка. Понева расшита черными и красными крестами. Белая рубаха навыпуск. В сухой мосластой руке – красный платок. Она взмахнула платком, слегка касаясь щеки бывшего подскарбия. Тонкая материя обжигала холодом, словно кусок льда. «Касатик мой, – прошелестели сухие губы. – Заждалась… Ничего, теперь скоро».
Много повидавший на своем веку пан Зджислав вздрогнул и едва не свалился со скамейки.
Хищная усмешка озарила лицо Зьмитрока.
– А ты ведь боишься смерти!
– А кто ее не боится? – невнятно – губы отказывались повиноваться – проговорил Зджислав.
– Ну так выкупи жизнь.
Малолужичанин помолчал. Не хотел выказывать слишком явного интереса. Слишком долго он прослужил короне, знал толк в придворных интригах и владел чувствами. По крайней мере, до сегодняшнего дня считал, что владеет.
– Чем же я выкуплю? Имущество мое наверняка у твоих коршунов уже. Маетки далеко. Там, где ты ими не воспользуешься…
– Ты, верно, думаешь, что Януш всемогущий?
– И в мыслях не было. Только я его давно знаю. Надавишь – на клинок напорешься. А полководцев, равных князю Янушу, у вас нет. Или Твожимир Люлинецкий возглавит войско?
Зьмитрок презрительно сплюнул на пол.
– Кишка тонка у Януша. Против Выгова не попрет.
– Не буду спорить. А то… – Зджислав многозначительно кивнул на Владзика Переступу, поигрывавшего плетью.
– Правильно, – осклабился грозинецкий князь. – В твоем положении лучше слушать и соглашаться.
– Слушаю.
– Маетки твои мне ни к чему. Верни казну коронную.
– Что? – Зджислав удивленно вскинул брови. – Какую казну?
– Казну Прилужанского королевства.
– Так вразуми меня, Господь, я думал: ты подскарбий сейчас. Ты и казной владеть должен.
Едва заметного движения пальца Зьмитрока оказалось довольно, чтоб ротмистр снова выступил вперед. Свистнула плеть.
Еще!
И еще!
И еще раз!
– А ну-ка, припеки его, – почти с сожалением проговорил Зьмитрок.
Заплечники деловито подступили к пану Зджиславу. Мигом разодрали рубаху, обнажив обрюзгшее, но еще не старческое тело, закинули цепочку ручных кандалов за вбитый в потолок крюк.
Багус вытащил из жаровни один из прутков – расплющенный на конце на манер зубила. Внимательно осмотрел, поднес к щеке, проверяя жар. Недовольно покачал головой и помахал в воздухе, остужая, а потом плотно прижал к ребрам пана Куфара.
Пан Зджислав заорал, не сдерживаясь. А зачем сдерживаться? Уши Зьмитрока беречь, что ли? Знающие люди советовали под пыткой не сдерживаться. Те, кто боль в себе глушат, часто помирают. Сердце останавливается.
Грозинецкий князь, видно, этого не знал. Брезгливо сморщил тонкий нос. Приложил ладони к ушам.
Багус Бизун, напротив, покивал, выражая одобрение. Он любил, когда пытаемый живет долго. Смерть в застенках воспринимал как собственный просчет, досадную ошибку, простительную исключительно новичкам и подмастерьям.
В воздухе разлился смрад горелой плоти.
– Еще! – распорядился грозинчанин.
Заплечник повторил прижигание.
Пан Зджислав продолжал в голос кричать.
– Довольно. Пусть заткнется.
Как только раскаленная железка вернулась в жаровню, пан Зджислав замолчал. Тяжело выдохнул. Застонал, но уже тихо. Для себя, не для зрителей.
– Видишь, Куфар, – Зьмитрок поднес к усам надушенный платок, – у меня хватит способов заставить тебя говорить и так. А я предлагаю тебе добровольную сделку. Казна, которую ты с Богумилом Годзелкой воровским образом из города вывез и отправил в неизвестном направлении.
– Это тебе Богумил сказал? – осторожно поинтересовался пан Зджислав. Его озадачила осведомленность грозинецкого князя.
– Если б я успел Богумила поймать, вы бы сейчас друг против друга висели. А болтали бы наперегонки. Кто первый расскажет – останется жить.
– А откуда ж тогда…
– Меньше будешь знать, дольше проживешь. Хотя к тебе это не относится.
– Отчего же? – задумчиво проговорил пан Зджислав. – Очень может быть…
Зьмитрок снова расхохотался, откидываясь на спинку кресла. В свете магического шара его зубы блестели, как у волка. Или это лишь показалось пану Зджиславу?
– Я знал, что мы найдем общий язык, – вдоволь нахохотавшись, сказал грозинчанин. – Говори.
– Э-э, погоди, Зьмитрок. Я перед тобой, можно сказать, сердце открываю, а мне и свой интерес поиметь надо, как говорят в Заливанщине.
– Ну? Неужто? Каков нахал! Тебе жизнь обещают сохранить. Понимаешь? Жизнь!
– Понимаю, чего уж непонятного. Мои условия – жизнь и свобода. Отпустишь – скажу.
– Нет, но каков наглец! – Зьмитрок глянул на пана Владзика, после на Мржека Сякеру, словно ища поддержки и совета. – Жизнь и свободу. Стоит подумать. – Он подкрутил черный тонкий ус, задумчиво покивал. – Так. Уже подумал. Хорошо. Будет тебе жизнь и свобода. Снимайте!